Когда с тобою мы в разлуке,
Я знаю, есть в ночной тиши
Нас охраняющие звуки.
Кто может слышать небеса,
Тот никогда уже не спросит
О том, как души и глаза
Друг другу музыку доносят.
Она во всём, она везде,
И звуки нас находят сами,
Когда на вспыхнувшей звезде
Внезапно сходимся глазами.
Недавно я прочёл сонеты.
Они, и вправду, сильно спеты.
В них – море на исходе лета,
В них солью плещется волна.
От горя, что зовут судьбою,
От одиночества и боли,
В них женщина выходит к морю —
Смугла, прекрасна и грешна.
И не глазами, а очами
Глядит она, полна печали,
Как два крыла усталой чайки
Качнул волны вечерний дым.
Пустынный берег на закате…
Шурша, в песок слетает платье,
И ждёт она, пока подкатит
Волна к ногам её босым…
Загляделась тоска в наши окна стылые,
Заметалась метель, на порог ступив…
Но молчали, застыв, руки, как бескрылые,
На заснеженный пол что-то уронив.
И от долгой зимы – тёмные, нездешние —
Застоялись снега на душе у нас.
И деревья от снов, за ночь поседевшие,
Отчуждённо сплелись, как в последний раз…
И тьма, и свет, и явь, и бред —
Контрастов откровенней нет.
То покороче, то длинней
Чёт-нечет и ночей, и дней.
То угасанье, то рассвет:
Сгорит закат – заря вослед.
И сонмы кружатся за ней
Полутонов, полутеней.
В них и загадка, и ответ,
Чередованья зим и лет,
И холод, и тепло лучей
Спокойно ждут поры своей.
Глядят всегда друг другу вслед
И тьма, и свет.
Не море, а белое поле
Штормами разбитого льда,
Как будто бы россыпью соли
Покрылась густая вода.
И чайки над морем не реют,
Застыла в глазах тишина.
Но где-то под льдинами зреет
Крутая, взрывная волна.
Пусть властвует стужа,
Но всё же
Настанет то время, когда
Сорвёт с себя мёртвую кожу
Живая морская вода.
Очарование суля,
Но бестолково,
Уже в начале февраля
Случилось слово.
Я ошарашенно постиг,
Что дни летели,
Что звонко холодят язык
Слова метели.
Что ледяные соловьи
На белом свете
Сильнее жизни и любви,
Смертельней смерти.
Вороний рой на кромках крыш
На счастье каркал,
И просыпался мой малыш,
И горько плакал…
Мне кажется, лето питается зеленью пруда,
И в каждой травинке есть тёмная влага веков,
И дремлет история где-то на дне, и оттуда
Начала берут путешествия всех облаков.
И все облака, словно музыка, вновь воздвигают
То боль, то грозу, то июльскую, вдруг, пастораль…
Но прошлым становится день и, как звук, затихает.