– Как Вы себя чувствуете, пациент?! – радостно заорал в самое ухо Макса пузатый, добавив в симфонию пыточных звуков музыкальной композиции, вокальную партию своего, приторного голоса.
– Он в порядке! Явно идет на поправку! – торжественным шёпотом расшевелила другое ухо Макса полная женщина в белом халате, склонившаяся над креслом, будто что-то поправляя и заглядывая юноше прямо в глаза. Взгляд этой женщины был столь многообещающе жесток, что Max содрогнулся еще сильнее, испугавшись возможности дальнейшего общения с этой особой.
– Ну, что ж?! Вот и славно! В таком случае, оставляю номер 4223 на Ваше попечение, миссис Хук! – окончательно развеселился начальник лечебницы и, похлопав чёрное тело Макса по плечу, шумно зашагал к выходу, уводя за собою шлейфом нескольких полных женщин в белых халатах.
И лишь возле самого выхода пузатый приостановился, чтобы вновь парировать, преследующую его своей назойливостью, стройную и высокую женщину, уже вступившую с ним в конфронтацию прежде, и державшуюся всё это время поодаль, парировал фразой о том, что делает своё дело с должной ответственностью – как профессионал и как компетентное лицо, вопреки её сомнениям в том, что в эксперименте не нарушены нормы необходимого воздействия на психику и нервную систему пациента.
Так и не добившись желанного ею уважения к своей персоне и, тем более, к вопросам ею преподносимым от пузатого начальника лечебницы, наблюдательница из ООН скромно присела на стул, за стеклянной перегородкой, отделявшей процедурную часть кабинета от ложи посетителей и наблюдающих.
Max огляделся вокруг себя и понял, что остался в кабинете наедине с одной лишь толстушкой, отбившейся от их компании, и деловито вытиравшей за ушедшими следы с помощью большой хозяйственной губки, наклоняясь, при этом, всем корпусом, и демонстрируя Максу огромный, обтянутый белой материей зад.
– Послушайте, миссис! – обратился к уборщице Макс, низким прокуренным басом афроамериканца, отмечая меж тем, болезненное содрогание своего тела от боли, вызываемой собственным же голосом, не вписавшимся в симфонию, звучащей на заднем плане, негромкой, пыточной музыки. Однако голос его оказался недостаточно громким для того, чтобы привлечь чьё-либо внимание, поскольку уборщица в белом халате непоколебимо продолжала свои размеренные движения, водя губкой по полу из стороны в сторону.