Первый курс, кафедра боевой
магии.
— Ага, боевой магии. Как те искры, —
гоготнул себе под нос.
Но когда рука Елизаветы коснулась
моего плеча, нутро внутри отозвалось, тонко намекая на печать. С
некоторой долей надежды посмотрел в океан этой красоты и понял,
придется... убивать.
Ну, надо, так надо.
«Стой!» — взревел старик. — «Даже не
вздумай!»
— А чего не так? — спросил я
вслух.
Лиза этого не оценила, покрутила
пальцем у виска и пошла по своим делам...
«Ты чего мне всю богадельню портишь?
А, Петрович? Ты же вроде помогать мне хотел! А по
факту...»
«А по факту ты балбес,
Дионис!»
«Это еще почему? Птицу же я убил, и
никто меня не преследовал!»
«Точно балбес... еще и слушает старших
через серные пробки.»
Что такое серные пробки, я знал. Аид
как-то раз показывал, как он грешников в бочке со смолой
закатывает. Засаливает, как он говорил перед тем, как отдать на
растерзание реке. Дабы те отмолили свои грехи и получили новый
шанс.
Но как через эти пробки можно было
слышать? Петрович либо что-то путает, либо сам... тот самый —
Балбес!
Старику пришлось мне вновь провести
краткий курс по устройству этого мира. Убийство человека —
преследуется по закону. Убийство зверей — преследуется по закону
только в заповеднике! Здесь — я могу делать с ними, что захочу, но
подальше от чужих глаз. Чтобы было меньше свидетелей.
Это я понял сразу. Только
вот...
«Какие в бездну заповедники? Как мне
их определить? Как узнать, кто шпион?»
«Если ты попадешь в заповедную зону, —
с легким огорчением в голосе ответил тот, — Я тебе обязательно
скажу об этом. А сейчас услышь меня, Дионис! Не вздумай убивать
людей!»
«А если они нападают на меня? Мне что,
просто стоять?»
«Это самозащита. Но все равно —
убийство.»
«Бред. Сюда бы богиню...»
«Суда и следствия, ага.» — перебил
меня он, — «Заканчивай заниматься ерундой! Молю тебя.»
При слове «молю», в груди что-то
откликнулось. Зачесалось и продолжило зудеть, после физических
махинаций ногтями.
Старик, сам того не понимая, добавил
мне капельку силы, что было делать нельзя.
Странно только, что после сожранной
печати, так скажем, мелкое усиление переросло в зуд. А если он это
специально будет говорить, чтобы меня разорвало?
Старик вновь назвал меня балбесом и
поклялся родной матерью, что об уничтожении моего сосуда он никогда
не думал и не позволит себе так думать. Я было ответил в своей
божественной манере, а была ли у него когда-нибудь мать, что тот аж
замолк.