- Ваше
сиятельство, - поклонился в дверях купе проводник. – Поезд прибыл в конечный
пункт маршрута.
-
Спасибо, любезный, - дрожащим от волнения голосом, поблагодарил я. – Что это
там за люди? Кого встречают?
-
Вас-с, ваше сиятельство, - снова поклонился тот. – Начальник поезда еще с
прошлой станции телеграфировал…
Вот
оно что! Я и забыл о существовании в Сибири почтово-телеграфной мафии! Служащие
имперской почты и телеграфисты зачастую заочно лучше друг друга знают, чем соседей
по улице, на которой живут. Ну и, естественно, загодя сообщают друг другу о
каких-либо значимых событиях. Например, о прибытии в столицу губернии
вице-канцлера Российской Империи. А учитывая ползущие вперед паровоза слухи о
грозном инспекторе, отправленном по провинциям с целью наказать непричастных и
наградить невиновных, появляется вполне логичное объяснение этому пышному
приему.
Настроение
испортилось. Впечатление от встречи с любимым городом как-то потускнело.
Свелось к обыденным уже по Санкт-Петербургу интригам. На языке даже какой-то
горьковатый привкус появился. Будто летом ягоду рябины раскусил. И на сердце
как-то потяжелело.
Вещи
давно были собраны. Апанас с казаками постарались еще на последней перед
Томском станции. Да и не мое это дело – чемоданы таскать. Придут специально
назначенные люди, вынут из объемных ящиков мои пожитки, загрузят в телегу и
доставят к месту, отведенному местным начальством под мое проживание. Мне перед
выходом и оставалось только сунуть в карман заветный – который уже по счету –
блокнот с заметками, да натянуть шляпу с перчатками.
Казаки
уже у выхода. По конвойному протоколу двое из четырех сопровождающих должны
выйти вперед меня. Оценить, так сказать, едрешкин корень, обстановку. Бред конечно.
Какая, к дьяволу, обстановка?! Толпа там меня ждала. Море разнокалиберных голов
и оркестр. И если там и есть террорист, то выявить его, вычислить среди тысяч
обычных зевак, практически не реально. Так что: вдох – выдох, мысленно
перекреститься, и шагнуть вперед.
Лето.
Тепло. Солнце жарит, словно Томск не в Сибири находится, а где-нибудь в Египте.
Но перрон в тени. Пассажирские платформы прикрыты сверху ажурной крышей. Но
видно все отлично. Не кромешная тьма. Я вышел и взялся за поручень, чтоб не
споткнуться невзначай при спуске, и замер. Потому что на Томском вокзале вдруг
настала полная тишина. Замерли медные трубы, опустились палочки барабанщика,
стихли вопли детей и окрики полицейских. Только трудяга – паровоз продолжал
как-то приглушенно пыхать где-то впереди, но и он будто бы был частью этой
тишины.