Всё смолкло в доме. Коша умотал на улицу, изнемогая от
мартовских позывов, а Юлька гостила у бабушки.
Сытое урчание холодильника почти не достигало спальни, а больше
и нечему шуметь. Тишина застыла такая, что я улавливал даже тиканье
часов в гостиной. Порой в форточку дышал ветер, пахнущий снегом –
тогда по занавеске пробегали тюлевые волны, и звякали кольца с
«крокодильчиками».
- Не спится… - тихонько пробормотала Рита. – А тебе?
- Тоже, - признался я. – Давай, встанем – и налопаемся?
Девушка тихонько засмеялась, ерзая и прижимаясь ко мне спиной.
Моя ладонь с удовольствием соскользнула с гладкого бедра на плоский
животик. Молодец Юлька, не растянула маме талию. Да и мама
молодчинка, упорно ходит на гимнастику. Правда, в последнее время
йогой увлеклась…
Рука долго блуждала по вздрагивавшему животу. Спустилась гораздо
ниже пупка – и вкрадчиво поднялась, вминая пальцы в приятную
округлость, теребя набухший сосок.
- Ты когда угомонишься, фавнёнок? – ласково пожурила Рита.
- Никогда, нимфеточка, - вздохнул я. – Набираюсь впечатлений на
месяц вперед!
- На квартал! – хихикнула девушка, совершая развратные
действия…
…Угомонились мы где-то через час, уже на диване в гостиной.
Одеяла не было, и приходилось нам тискаться друг к другу, чтобы не
замерзнуть.
- Подожди минутку…
Встав, я разжег камин, и быстренько вернулся к Рите, разнежено
лежавшей в позе мадам Рекомье.
- Сейчас согреешься…
- Да мне и так тепло… Ты горячий, как печка! Слушай, - Ритин
голос обрел легкую игривость, - а почему ты обнимаешь не за спину,
а… ниже?
- Сравнила! – фыркнул я. – Спинка, она… Она как бы в общем
доступе. Вон, у тебя вечернее платье есть, с вырезом до самого
копчика!
- И ничего не до самого! И… Оно же тебе нравилось?
- Оно мне и сейчас нравится. Особенно, когда ангажирую тебя
где-нибудь в ресторане! Приятно, знаешь, класть руки не на
скользкую ткань, а на теплое, гладкое, шелковистое… Танец выходит
почти приватный!
- А чего ж ты на Киврина зверем смотрел? На новый год!
Помнишь?
- Ну, правильно! А чего он тебя лапал?
- Ага… Тебе, значит, можно Наташку лапать, а ему меня –
нельзя?
- Наташка – это другое, - сказал я убежденно.
- Отелло ты мое ревнивое… - нежно заворковала Рита, прижимаясь
всем телом.
- Да, я такое… - мои озабоченные пальцы усиленно раздвигали
плотно сомкнутые ножки.