Леон и я, с оружием наготове, молча сделали круг, зло глядя друг
другу в глаза.
Сошлись, сначала медленно, словно пробуя друг друга на вкус.
Потом все более ускоряясь. Если бы не ускоренные реакции сокола, я
бы вообще не смог уловить движения клинка Леона, так быстро и
умеючи он им махал, что меч для обычного человека походил бы на
светящуюся белую полоску, точно молнии рассекающую воздух.
Факальту, как вид меча, вряд ли можно было назвать изящным
оружием, он рубил напролом, не лучше топорика Фила, однако в руках
волка факата двигалась изящно и стремительно.
Если поначалу волк явно мне поддавался, видимо, давая
возможность раскрыться мне как бойцу. То вскоре мне стало попадать.
При чем затупил он свою фалькаду не сильно, и она рубила вполне
ощутимо.
Тяжелый удар по плечу, ноге, запястью. И вот факальда у моего
горла, снова и снова…Мне не помогла даже ярость, итог был один
мгновение и холодный металл щекочет мой кадык.
– Тебе не победить, ворона, мальчишка – как-то обреченно
констатировал волк, в очередной раз уложив меня на лопатки. – Ты
супротив него ничто. Ни в мечах, ни верхом, ни в магии.
– Это мы еще посмотрим, – просипел я, поднимаясь на ноги и
принимая боевую стойку, однако тело мне не подчинялась и стойка
получилась скорее комичной, чем боевой.
Леон, игнорируя мою готовность к драке, убрал оружие и сел у
костра. Подбросил в затухающий костер дров. Я не стал настаивать на
очередном своем поражении и тоже спрятал меч.
– Тут и смотреть нечего, мы с вороном прошли большую войну. Я
всегда считался средним бойцом, тогда как ворон… равных ему в бою я
не видел. Тебе до него, как до луны, не дотянуться мальчик.
– Я смогу победить, – упрямо, процедил я.
– Если ты хочешь победить, сокол, – задумчиво ответил волк. –
Тогда возьми себя за жопу. Прекрати жалеть свое изнеженное тельце и
тренируйся! Только воля, помноженная на волю, сможет помочь тебе не
умереть вместе со всеми твоими милыми друзьями. Скоро грядет война.
Ворон еще не расправил свои крылья после долгого сна, он еще не
восстановил свои силы. Но очень скоро он войдет в силу и
тогда….
Леон говорил с горечью, словно просто констатируя факт. И нельзя
было отрицать, что факт был таким, какой есть – не внушающим
оптимизма, ни ему, ни мне, ни моему отцу.
– Что тогда? – тихо спросил я.