Бывает и такое - юная девушка едет к свадьбе и
почестям, а попадает в грязные лапы. И носит потом... майское
дитятко. Чтобы родить в самую лютую стужу, февральские
беспросветные сумерки.
- Кавен хотел, чтобы я... чтобы она... вобщем,
чтобы ребенка не было. Но она сначала болела, а потом уже было
поздно.
- Хорошо, хоть в живых оставил, - безучастно
сказала Ласточка.
- Это мать. Она написала Виру и упросила, чтобы он
меня забрал. Когда я родился, она сразу ушла, встретиться с
ним. И меня унесла. Он ждал...недалеко, с лошадьми. Только
она слабая была, он сказал - истекла кровью, пока ехали.
Кай то ли кашлянул, то ли всхлипнул, слепо глядя на
изнанку крыши. Глаза его были зелеными и грешными, как зимний
омут, как заводь у чертовой мельницы.
- Так ты лорденыш, получается, - протянула лекарка.
- Из высоких, из Арвелей... надо же.
Если не врешь, как обычно.
- Ну... да, из благородных, - Кай хмыкнул. - Да что
мне с лордской крови. После того, как Вир забрал меня от
кормилицы, я большую часть жизни ночевал под забором.
Вон, смотри - золотые кудри. Родичи мигом признают.
Он потыкал пальцем в глянцевые черные пряди.
- Да и сам я... чистое золото.
- Золото, золото, - Ласточка рассмеялась. -
Костлявое только. Зловредное костлявое золото.
Кай заржал, как конь и выбил босыми ногами дробь по
полу. Тяжелые мысли задерживалось в нем так же надолго, как
вода в решете.
Оставайся, едва не сказала она.
- Что же ты... осенью отца искать? - язык
произнес совсем другое.
Парень посерьезнел, насупился.
- Хотел бы я глянуть на него, - сказал он, наконец.
- Но, видишь ли...
- Что?
- Где я его найду? Он же полуночный. Да и...
Творожники, было написано на скуластой рожице.
Творожники, луковый суп, чистое белье, тепло очага...
Ласточка.
Дура ты немыслимая, подумала лекарка. Дурища.
- Зимой возьму отпуск, поедешь со мной вместе
в Тесору, - Кай навострил уши. - К ...одному моему другу. Он,
может, возьмется тебя обучать. Чтобы ты не снес тут
полгорода. А пока будешь ходить в учениках у меня.
Согласен?
- Ура! - Кай перекувыркнулся назад, подняв облако
пыли, потом встал на руки. Подол рубахи свалился ему на
голову, обнажив впалый загорелый живот, длинные лохмы
волоклись по полу, ноги выписывали в воздухе кренделя.