После таких слов рука сама к мечу тянулась.
- Гордыня - великий грех, благородный господин, -
снова пошел в атаку андаланец. - А красота должна служить
просветлению умов и умиротворению жестоких сердец.
Кай перекосился. Лаэ фыркнул.
Кай с трудом подавил матерное ругательство и чуть
не плюнул с досады.
- Так, все, - сказал он вслух. - Давай, рисуй.
Только быстро. Спать я хочу.
- Вьюшка, принеси картон, - велел обрадованный
художник. - Вон тот, у стены. Давай-ка его сюда. Воот, давно
он тут стоит, вас поджидает...
Кай сидел на неудобной дубовой плашке, заменявшей
здесь стул, а временами, похоже и стол, смотрел, как бегает
по серому картону свинцовый карандаш, и боролся с
дремотой.
Глаза слипались, как заклеенные, потрескивало пламя
светильников. Лаэ негромко разговаривал с
парнишкой-подмастерьем, позвякивали цепочки ножен - наверное,
вытащил кинжал показать.
Женщина в плаще за его спиной разжала руки и
выронила чашу. Та со звоном покатилась по ступеням алтаря,
плеснула темная жидкость. Протяжно замяукала кошка...
Кай вздрогнул и обернулся. Тишина. Привиделось
наяву.
В открытый дверной проем занесло грубые голоса.
Послышался сиплый стон.
- Извини, добрый мастер, - Кай поднялся, кивнул
Лаэ. - Пойдем, отец твой вернулся.
***
Сознание возвращалось небыстро, обрывками. Кай
плавал во тьме без конца и края, слыша тяжкий шум крови в
ушах, звон колючих льдинок, шорохи в пустоте.
В темном гулком безвременье хлопьями сыпался
снег.
Какая-то часть него понимала, что он лежит на
знакомой постели. Слабо пахло лавандой, резко - сажей, вином,
валерианой.
Смутно знакомая женщина сидела за столом, обхватив
голову руками.
Потом он снова проваливался во тьму, хруст льда и
сиплое пение замерзающей воды.
Ночь и зима накатывались на уставшую землю.
Среди голых стволов пылал костер, хрипло орали
пьяные голоса.
Хрупнул и застонал лед под копытами одинокой
лошади.
Хруп. Хруп... Хруп...
Я сойду с ума.
Кай заорал в голос и сел в кровати, схватившись за
севшее от крика горло.
В маленькой комнате было жарко натоплено.
Потрескивала свеча, сладко пахло воском и сургучной
смолой.
Он так и лежал поверх одеяла, в одних штанах,
прикрытый сползшей теперь овчиной. По рукам и плечам
бегали мурашки. Кто-то стер с них сажу и известь. В воздухе
витал слабый аромат уксуса.