Летом она ослабла, Кай думал - порвалась.
Жидкое вино в тавернах, в которых он
останавливался, лилось в глотку, не принося облегчения. Он
плохо спал, хотя теперь дорога была проще - Ласточка сунула
ему в сумку горсть монет, наверное, большую часть своих
сбережений.
Впрочем, он почти не помнил Ласточку.
Он вообще ничего не помнил.
Возможно, он ехал всего несколько дней.
Возможно, год успел провернуться и пойти на следующий круг.
Тележное колесо года, попачканное дегтем, скрипело,
медленно вращалось, и Кай поворачивался вместе с ним, распятый на
ободе.
Если жилья не предвиделось, он продолжал двигаться
по размокшим дорогам, бросив повод, глядя прямо перед собой.
Лошади не требовалось принуждение, она упрямо, тряским шагом,
двигалась вперед, такая же безумная, как и ее всадник.
Если ночь заставала его у жилья, он просился на
ночлег, пугая хозяев остановившимся взглядом. Даже за серебро
его пускали не всегда, хотя народ здесь был бедный, монеты
видел только на ярмарках.
Привычный мир лопнул, как переспелый плод, мякоть,
ошметки кожуры и семена растеклись липкой кашей.
Лежа по ночам без сна, он видел, как лиловым
светится воздух, слышал биение живой плоти за стенами. Веки
не смыкались, но и, закрыв их усилием воли, он продолжал
кружиться вместе с чудовищным колесом новогодья.
Наматывались на единое веретено дороги Элейра,
движение длилось и длилось, не прекращаясь ни на миг.
Сырой осенний ветер срывал с деревьев бурую
листву и тоскливо посвистывал в ветвях. Кай видел его
прозрачное течение, струи и потоки в густом от тумана
воздухе. Временами парню казалось, что порог безумия уже
пройден и дороги назад нет.
Смеркалось. Маленький деревенский дом стоял на
отшибе. Тянуло дымом, прелой соломой, подгорелым зерном. На
покосившемся плетне темнели пустые горшки.
Кай спешился, привязал понурую кобылу. Овес в торбе
весь вышел. Он виновато похлопал по конской шее, ощутив
под пальцами свалянную клочками гриву, и двинулся
к крыльцу. Деньги у него еще оставались. Надо было купить еды
и фуража.
- Кого несет на ночь глядя? - спросили за
дверью.
Слышно было, как в доме канючил младенец, голосили
и дрались старшие дети.
- Пусти переночевать, добрая женщина, - Кай
постарался смягчить осипший на ветру голос. - Я хорошо заплачу.