Мы
поднялись наверх и очутились перед двустворчатой, крашенной белой
краской, дверью, на которой висела картонажная табличка с
лаконичной надписью «зал».
–
Стой здесь, – велел мне Кузька, вздохнул и открыл дверь.
По
ушам ударил шум от многих голосов. Судя по звонкости, там спорили
дети. Дверь захлопнулась и о чем они спорили, я так и не
понял.
Я
недолго проторчал под дверью, когда она распахнулась и другой
пацан, уже не Кузька, строго велел мне:
–
Заходи!
Я
вошел.
–
Иди сразу вон туда, где стол, и стой смирно!
Я
окинул взглядом помещение, которое действительно оказалось большим
залом (скорее всего, раньше в этом помещении когда-то был бальный
зал) и подошел к единственному столу.
В
зале, на длинных крашеных диванчиках (или это были такие лавки, но
со спинкой), сидели пацаны (девочек было всего трое). В центре, под
красным флагом и большим портретом Сталина, стоял накрытый красной
скатертью, письменный стол, за которым сидели два пацана постарше и
двое взрослых, судя по всему – воспитатели. Все они строго
уставились на меня.
–
Капустин! – сказал тот пацан, что постарше, на голове его вилась
чёлка с пробором, а над губой темнели усики. – Ты опять? Да сколько
можно!
Я
не знал, что я опять, поэтому промолчал, по совету Кузьки
внимательно глядя парню в глаза.
–
Что ты натворил? – спросил второй парень, пониже и поплотнее,
волосы у него были рыжими, а лицо покрывали веснушки и
прыщи.
Так как я не особо понял, что натворил, мне
оставалось лишь промолчать. Что я благополучно и сделал.
–
Кузька! – не дождавшись от меня ответа, позвал моего
сопровождающего парень с усиками.
–
Да я не знаю! – подпрыгнул Кузька, – я дежурил, а потом дядька
Савелий меня кликнул и велел вот его на СТК отвести. Ну я и
отвёл.
–
Ну сколько раз тебе можно говорить, Кузька, не дядя Савелий, а
Савелий Михайлович. Или товарищ Гук, – попенял парень с усиками. –
Что за мещанское у вас воспитание – какие-то дяди, тёти? Пора уже
привыкать, что у нас есть только товарищи!
–
Извини, Виктор, вырвалось, – покаялся Кузька, у которого от
смущения аж уши покраснели.
–
И что товарищ Гук сказал?
–
Да ничего, – пожал плечами Кузька, – мироедом его назвал. Ругался
сильно. И всё вроде.
–
Так, Никитин, – повернул голову Виктор к мелкому шкету, который
сидел на ступеньке, – быстро ноги в руки и спроси у Михалыча, что
Капустин в этот раз натворил!