– Мужайся, студент, посадки не будет, – абсолютно уверенно
заявил он, – Но хуже всего то, что это только начало. А у нашей
истории очень плохое начало.
И словно подтверждая прогноз разноглазого, появился запах
горелой изоляции, а по потолку вдоль багажного отсека пополз еле
заметный дым. Ненадолго задремавшая паника начала опять овладевать
пассажирами.
– Не хочу! Не хочу! – послышался чей-то отчаянный крик.
Один пассажир вскочил со своего места и стал прорываться в хвост
самолета. Он бормотал, что в хвосте находиться безопаснее, требовал
выдать один из парашютов и совал стюардессам деньги, которые падали
на пол, разлетались по ковровой дорожке и забивались под кресла.
Однако на рассыпанные под ногами банкноты никто не обращал
внимания.
– Мамочка, я не хочу умирать, – заплакал в соседнем ряду совсем
маленький мальчик.
Мать прижала к себе рыдающего ребенка и обвила его обеими
руками, словно птица, которая пытается прикрыть крыльями своего
птенца от опасности. В глазах ее застыл неописуемый ужас.
– Все будет хорошо, – как заведенная повторяла она безжизненным
голосом, целуя его в голову, – все будет хорошо…
Рядом с ней пожилой мужчина закатил глаза, крестился и что-то
шептал, видимо читал молитву, время от времени касаясь губами
нательного крестика на цепочке. Одни пассажиры лихорадочно нажимали
кнопки мобильных телефонов, безуспешно пытаясь сделать последний и
самый важный звонок в своей жизни. Другие лихорадочно писали
предсмертные записки на листочках, буклетах, гигиенических пакетах,
на всем, что попадалось под руку, и что можно было бы положить в
карман ближе к сердцу. А молодые мужчина и женщина, которые до
этого сильно ругались, сейчас держались за руки и молча смотрели
друг на друга.
– Прощай, друг, – впервые заговорил с Витей бритоголовый сосед
глядя на него мертвыми стеклянными глазами, – прости за все.
Он протянул юноше большую потную ладонь, которую тот
автоматически пожал.
Сам Сомов впал в ступор. Он врос в кресло, не делал никаких
движений, ничего не говорил, а то, что творилось вокруг, казалось
ему нереальным. Никакой прожитой жизни перед его глазами не
проносилось. Только одна мысль билась в парализованном страхом
мозгу – неужели это конец? Смириться с этим было невозможно. Он
подумал о родственниках, о маме с папой. Как они перенесут его
смерть? На глаза навернулись слезы, и захотелось заплакать, как тот
маленький ребенок.