Девушка
только обреченно выдохнула и погладила меня по плечам, укрывая одеялом.
-Все
пройдет, - проговорила она известную фразу царя Соломона. – Завтракать будешь?
Я
кивнула головой в знак согласия. Конечно, все пройдет… Все когда-нибудь
проходит, конец бывает и у счастья, и у беды. Знать бы только приблизительную
дату…
Когда думаю, что если вдруг Паша когда-нибудь
узнает о том, что я пережила за это время, то он будет истерически хохотать. И
находят мысли о том, чтобы послать все к черту и выйти с балкона. Но все же я
хочу, чтобы он знал. Знал, что он со мной сделал. Знал, как мне больно. И знал,
как сильно я его люблю… Ящик Пандоры открыт, и я уже не принадлежу себе. Это
методичная пытка, где нет ничего более реального, чем далекий образ любимого
человека. Никакой абстракции. Все ясно и отчетливо.
Неотвратимо. Обреченно. В самую первую
встречу, когда я увидела его – такого большого, громкого, смеющегося – я
запомнила его образ до мельчайших деталей, чтобы уже никогда не забыть. Это как
приговор, не произнесенный вслух. Высшая мера, не приведенная в исполнение, но
уже запущенная, как неконтролируемый механизм. С первого взгляда, с первого
поцелуя. Наверное, даже на солнце не так больно смотреть, как на него. Но как
раньше, так и сейчас у меня боевая готовность – ослепнуть. Потому что это того
стоит. Его лицо… такое отрешенное, равнодушное, его взгляд голубых глаз
напоминает льдинки и будто замораживает своим безразличием. И нет свободы.
Только бесконечное добровольное рабство. Паша словно сковал меня стальными
наручниками, припаял к себе железными скобами, а я не сопротивлялась…
Какой же наивной я была, когда решила
переехать в Америку! Я верила, что у меня получится начать новую жизнь. У меня
была своя личная иллюзия нереальности – что свободу у меня никто не отнимет. Но
тихая тоска внутри разливалась все больше и глубже, и настал момент, когда
ломка стала невыносимой. А внутри все равно теплилось противоестественное
чувство: я была уверена, что Паша позовет меня, и я приду – босиком, через
океан, но мы будем вместе… Нет у меня никакой свободы. Это рабство,
наркотический кайф. Я упустила тот момент, когда еще можно было излечиться. Да
и врядли я была в силах что-то предотвратить. Я была обречена именно с той
секунды, когда увидела его впервые. И полосатая футболка, в которой я засыпаю
практически каждую ночь – как напоминание о том дне, когда мы познакомились.