Я стала настолько замкнутой, что ни с кем не
хотела общаться. Никого не хотела видеть. Хотелось бы сказать, что мне было
стыдно за свое поведение, но… нет, не стыдно.
Любое мое желание могли исполнить тут же,
кроме одного – оставить меня в покое. И поэтому я пытаюсь создать хотя бы
видимость жизни – ради родных и друзей. К тому же иначе было невозможно
прекратить то паломничество, которое началось ко мне после аварии. Каждый
считал своим долгом сделать предположение о том, что будет дальше, или дать мне
какой-нибудь «жизненно важный» совет. Мне говорили, что я буду любить Пашу до
конца жизни – ну, это предположение одного малопонимающего, но до крайности
любящего казаться самым умным «ясновидящего» в лице моего хорошего знакомого я
оставлю без комментариев. Меня просили оставить Пашу в покое в то время, когда
я не делала ни единой попытки с ним связаться. И откровенно грозили сломать
пару-тройку ребер в довесок к предыдущим переломам. Я до этого и не
подозревала, что столько народу проявит желание пообщаться со мной, тем более
что до расставания с Пашей по шкале популярности я была в глубоком минусе. И
когда неожиданно появилась толпа, интересующаяся моей жизнью – я вдруг поняла,
что звездная болезнь мне не грозит. Подобные вопросы, которые присылали мне
загадочные, неопознанные, но явно знакомые со мной и с Пашей люди – меня
откровенно раздражали. Становилось резко неприятно, когда кто-то, не имеющий
никакого понятия о том, что происходит в моей душе, вдруг делает вывод, что я
хорошая, плохая, добрая, злая… Никто не знает, какая я на самом деле и на что я
способна. Да я и сама этого не знаю, тем более что это не благородство или жалость.
В определенный момент мне написали анонимное сообщение с информацией о том, что
Паша попал в аварию и находится в тяжелом состоянии. Я на следующий же день
преодолела расстояние в две тысячи километров и сделала рейд по всем больницам города.
Пострадавшего с фамилией Васильев не было ни в одной… Кто-то, наблюдая за мной в
социальных сетях, явно наслаждался моей болью и беспомощностью перед ситуацией,
ожидал увидеть мое отчаяние, мои страдания и безысходность. Много, очень много
слов я хотела сказать в ответ неизвестным мне, но явно знакомым людям, но это
бы повлекло за собой обнажение души, а свои чувства я обнажать не собиралась.
Это слишком личное и принадлежит только мне. И Паше.