Тимошка перебрался на лавку и долго подтыкал вокруг
свою рясу, стараясь уберечь себя от пронизывающего холода. На дворе
уже был мороз, однако в тюрьме ему удавалось надышать малость.
Особенно после долгих быстрых движений для согрева.
Сон не шёл, а крамольные
мыслишки все настойчивее вторгались в его голову. И сейчас он
вспомнил, как тятька, вернувшись с Новой Земли, весь обмороженный,
но живой, изрек матери и всему семейству:
– Господь услышал мои
молитвы и мольбы, мать. Мне удалось выбраться к вам. А посему я дал
обет. – Он замолчал, поморщился от мучившей его боли в ногах. Все
напряжённо молчали, ожидая продолжения. Мать не выдержала и тихо
спросила:
– Архипушка, что за обет ты дал Господу
нашему?
– Пообещал, коль выберусь домой, то отдам младшего
нашего Тимошку в услужение Богу. Станет монахом. Вот только куда
пристроить его... Да то не к спеху. Успеет ещё познать службу
божью. Годик может ещё подождать. Как осьмнадцать стукнет так и
свершится моя воля.
Мать со страхом смотрела на младшего, любимого, и по
лицу видно, что в голове витали противоречивые мысли о судьбе сына.
А сам Тимошка с ужасом воспринял эту весть. Нутро протестовало, а
голова настойчиво требовала молчать, смириться с волей отца. Тот и
так столько вытерпел с товарищами, возвращаясь с промысла на Новую
землю. Да и то моржовой кости удалось привезти пудов десять. То
большое богатство, и пренебрегать этим грешно и глупо. Зато батя
почти не мог ходить, опирался на палки и мастерил себе костыли. Всё
это требовалось учитывать, и обет отца следовало
исполнить.
Тут мысли Тимошки
переместились на Таньку, соседскую девку чуть моложе его самого.
Холодные губы даже растянулись в подобие усмешки. И стало обидно и
тоскливо от сознания того, что теперь никогда ему не познать
теплоту её губ и весёлый взгляд голубых глаз. Вздёрнутый носик
особенно привлекал его и раньше, а сейчас ощутил страстное желание
хотя бы потрогать его пальцем. Такой мягкий, приятный и
смешной.
Тимошка проснулся как от
удара хлыстом. Не сразу сообразил, что то был лишь сон. Такой
восхитительно приятный, в груди ещё колотилось сердце от волнения,
которое испытал во сне с Танькой. Правда, все было как-то туманно,
неясно, но так приятно, что он со злостью вздохнул, а в голове
мелькнула мысль, что он так долго не выдержит, что монашеская жизнь
не для него и что он обязательно должен что-нибудь придумать,
изменить в этой жизни.