– Что, греховодник, остепенился, грешник?
Тимошка лишь поклонился, чувствовал лёгкое
головокружение от студёного воздуха, и думать не хотелось. А келарь
толкнул в спину, заправляя в келью настоятеля. Тимофей вошёл и с
низким поклоном молвил:
– Здрав будь, отец Серафим, благодетель
божий!
– Отмолил грехи свои, богохульник? – мрачно спросил
настоятель. – Готов послужить вере нашей богоугодной и
единой?
– Готов, святой наш отец,
– ответил Тимофей, низко поклонился и перекрестился на образа в
красном углу кельи, хорошо убранной и чистой.
Отец Серафим пристально вглядывался в лицо
послушника, словно торопясь проникнуть в его сокровенное. Осенил
себя крестным знамением, мельком глянул на образа, молвил будто с
облегчением:
– Слушай, отрок беспутный. Даю тебе путь к очищению
от греховных намерений. Завтра на рассвете будешь сопровождать обоз
в Мангазею. Груз везут святой. Колокола, что в Вологде отлиты. Это
честь большая, и ты должен оценить это.
– Буду стараться, святой отец наш! – с радостью
поклонился Тимошка. – И обязательно буду молиться за вас, отец
Серафим и за всё наше святое братство.
– Ишь как заговорил,
бесово отродье! Да слава Богу, что мы с тобой расстаёмся. Отец
Нафанаил, – повернул голову к келарю, – Дай баламуту унты и
чего-нибудь на плечи, да рукавицы не забудь. Всё ж на богоугодное
дело идёт сей грешник. Пусть объедки со стола поест, коль что
осталось. А то отощал изрядно. Идите, и пусть Господь не покидает
вас своим вниманием и заботами.
Настоятель благословил Тимофея, перекрестил и махнул
ладошкой, мол, проваливайте с глаз долой, да побыстрее.
Тимофей ощутил волну ликования в груди. Едва забыл
поклониться, но к руке настоятеля не подошёл, сообразив, что то
может ему не понравится. Вышел за келарем. На крыльце остановился,
глянул в тёмное небо. Погода явно портилась, обещая метель и
потепление. Келарь двинул юного послушника в плечо, и Тимошка
поплёлся на ослабевших ногах в трапезную. Монахи с молитвами уже
выходили из-за длинного стола. Восхитительный дух еды вскружил
голову Тимошке. Остановился на пороге, пропуская последних
трапезников. Те недовольно поглядывали на отрока, крестились и
спешно отходили. Всего в монастыре жило и молилось не больше
двадцати монахов с настоятелем и прочими начальственными
монахами.