Потом… Потом Митя дождался свою повестку. И ушёл на фронт. Его
провожала его последняя девушка, с которой он крутил любовь, Надя.
Надя висла на нём, плакала и обещала ждать. А я смотрела на них
издали, прислонившись к стене вокзала…
А потом была Победа! Была Победа, и были салюты, и вернулся с
фронта отец! И вернулись с Победой парни и мужчины в наш небольшой
провинциальный город! Вернулся и Митя. Без обеих ног…
Последняя девушка, с которой он крутил любовь, та самая Надя, не
приняла его. Тогда он пошёл на своих деревянных культях, стуча
костылями, к другой девчонке, с которой тоже крутил любовь, и
которая тоже висла на нём в своё время… И к другой… И к ещё
одной…
Никто не хотел быть с ним. Никто.
И тогда он пришёл ко мне…
Клавдия
Это был хороший солнечный июльский день благословенного лета
1945 года. Солнце вольготно лежало на нашем берёзовом чисто
выскобленном полу словно жмурящийся котёнок. Мать была дома и
смотрела, смотрела, не отрываясь, на отца, который мастерил
что-то.
Мать вообще всё время, как вернулся отец, не отходила от него,
дотрагивалась до него постоянно, как будто не могла поверить до
конца, что всё, конец войне, всё, отец вот он, дома, живой и почти
здоровый…
Я тоже смотрела на отца, сидя напротив и положив голову на руки.
«Смотрите на меня, как на икону», - беззлобно подшучивал отец. Было
тихо, мирно и хорошо. А потом раздался стук в дверь. Мать
подорвалась открывать. Мы как раз ждали отцову родню из деревни;
все хотели повидаться с отцом, обнять его и послушать, как там
было, в аду на земле…
- Клавка… К тебе… - услышала я немного растерянный материн
голос.
Я вышла в коридор. На нашем пороге стоял Митя. Теперь он был
невысок. Он был похож на какого-то карлика теперь, широкого в
плечах и на двух деревяшках вместо ног.
Мать ушла в комнату, плотно захлопнув дверь, а я осталась стоять
в коридоре, во все глаза глядя на Митю. Это был Митя. И не Митя.
Его лицо стало какого-то землистого цвета. Гладкий лоб избороздили
морщины. Он был подстрижен машинкой под ноль, словно тифозный.
А глаза… Его глаза… Из них делись куда-то весёлые золотые
искорки. Глаза вроде были и те же, того же карего цвета, но в то же
время другие. Тусклые. Пустые.
- Пойдёшь за меня, Клавка? – спросил глухим голосом Митя. –
Пойдёшь за меня? – повторил он тише.