Пустые сказки Николаса Кацлера. Все пустое, потому и наполняется - страница 17

Шрифт
Интервал



Мы ежедневно пересекаемся с разными людьми, переглядываемся в автобусах, кафе, метро… С кем-то общаемся только по работе или учебе, с другими исключительно о футболе или маникюре. Мы соприкасаемся с тысячами людей, не разбираясь с их отпечатками на нас и нашими на них. Такие истории не рассказываются, чаще всего не фиксируются и не запоминаются, они увядают и не живут, забываются и не питаются, как позавчерашний сон, ежесекундно миллионами пропадают без вести. И вот несколько историй про тех откликнувшихся персонажей – моих «птичек», которых я несу в себе, несмотря на их, казалось бы, неучастие в моей жизни…

Я ценю каждого, кто здесь, с кем переплелись наши тексты, наши чувства и мысли. Результаты такого переплетения – тема для другого текста. Здесь я радуюсь тому, что этот процесс существует, и мы можем его наблюдать сейчас вместе с тобой. Ну что ж, начнем.

Девушка из песни

Когда я работал в компании неотмасленным механизмом, мой круг общения сводился к четырем постоянным неоколлегам, с которыми мы общались по исключительно узкоспециализированным вопросам. Однажды до меня донесся тактильный трепет постукивающих каблуков. Девушку называли Мариной? Имя раскрылось своей разворачивающейся радостью приглушенными отдаленными голосами на фоне. Эффектность ее появления была вызвана моим размывчатым зрением и желанием срочно одеть ее в один из привычных образов красавицы из фильма. Шарм и уверенная неспешная походка утянули мое время за ней, я находился в состоянии мягкого шелкового женского шарфика, что иногда оказывается на плече дамы и шлейфом тянется за ней, обнимая аккуратное плечо хозяйки. Мой взор был устремлен не на отдаляющуюся от меня фигуру, а на следующий, почти вот-вот совершившийся шаг – будущий отпечаток следа; такое наблюдение отражало в ней магнетическую непостижимую грацию и игривую любопытную энергию. Притягательность. Я ежедневно довольно стеснительно приветствовал ее, глядя ей на миг в глаза, словно проверяя, догадывается ли она о моей предрасположенности к ней. Интересно, что я даже и не помышлял о том, чтобы с ней задружиться, заговорить или проявить себя хоть как-то. Я осторожно разглядывал ее как невиданный, но в то же время неизвестный диковинный цветок, на который я когда-то уже смотрел и потом долго не встречал, а память о нем развеялась. Разбираться с этими эмоциями было одно удовольствие. Установить любые отношения с ней означало трогательную историю, разочарование, следующее за очарованием. Мы находились на своих местах в этой несоставленной системе координат, и она занимала именно то место, которое будто было зарезервировано специально для нее, а связь, протекающая между нами, обретала с точки зрения таких месторасположений совершенный вид. Любое незарегистрированное слово или действие в инструкции по применению этой системой координат могло что-то надломить в нашем активном диалоге. Находясь именно в этой точке в этот промежуток времени, я ощущал, что был близок к ней как никто. Казалось, что и она в курсе; и даже если нет, то моя история из чувств и мыслей состоялась. Изменить эту историю в подтексте – узнать других Марин, а это иное сплетение нитей восприятия.