– А о бонусах, значит, не стали, в целях предотвращения паники? – язвительно произнес старик, передразнивая чей-то голос. – А то, что здесь это две стороны одного и того же бесчеловечного процесса, вам не было сказано? Что к каждому желанию здесь прилагается бонус, страшный побочный эффект, сопровождающий жителей, так сказать, расплата, так сказать, гарантия и проверка, нужны ли им их желания. А люди с готовностью принимают это, они знают, за все хорошее в жизни надо отстрадать, расплатиться, и именно потерей, болью, иначе полученное не считается заслуженным. Но люди так устроены, что одновременно верят и в андронный коллайдер, и в приворотное зелье! Поэтому кнопочки никто не забывает нажимать, хотя это не что иное, как жгучее желание поплевать через левое плечо, увидев несчастного черного кота. Случайность, помноженная на непроходимо архаичное первобытное сознание. Бонусов они смиренно ждут, но надеются срезать углы кнопочками. Скажите мне, разве разумные люди могут так жить?! Только меня никто не желает слушать, – он устало откинулся на стуле, продолжая тяжело дышать.
– Боюсь, я вас не очень понимаю, – Романов сильно жалел, что остановился ради этого злополучного кофе. Пора было прощаться с возмущенным стариком, и Романов поднялся из-за стола. – Благодарю вас за чудный напиток…
– Так кем, говорите, они вас назначили? – старичок отдышался и схватил Ромнова за рукав, усаживая обратно в кресло.
– Не хочется зря болтать о важном, – усмехнулся Романов.
Старичок недовольно махнул рукой:
– Бросьте, со мной можно, я тут вроде апостола Петра.
Послышался гомон, старичок вздохнул, взглянул куда-то мимо Романова и тут же с тоской закатил глаза.
– Этого еще не хватало, – простонал он.
Из-за угла показалась небольшая процессия. Во главе шла крупная женщина с белой хоругвью, за ней несколько девушек, облаченных в серые монашеские балахоны. Предводительница с воинственным видом возвышалась над остальными, грубо очерченная линия ее подбородка как нельзя лучше дополняла широченные плечи. Одна из девушек извлекала пронзительные заунывные звуки из инструмента, напоминающего дудук. Над головами шагающих плавно качались транспаранты с изречением – «единоличные желания наши суть скорбь наша». Великанша хмурилась, наглядно демонстрируя упомянутую на плакате скорбь, и перед ней образовывался ощутимый вакуум, прохожие опасливо расступались. Старичок, услышав дудук, поморщился: