Проснувшись, он
гнал этот сон прочь вместе с мыслями взять Слепок зеленоглазой.
Ненадолго, но они уходили.
Алексей тяжело
вздохнул и осторожно перевернулся.
– Не греми, –
пробурчал один из трёх его сокармеников, Кроми.
– Пошёл ты, –
беззлобно ответил Алексей.
– Ох, говнюк,
дотянись я до тебя, задушил бы этой цепью.
– Заткнитесь оба!
– рявкнул Косматый.
А Говорун только
что-то промычал – у него не было языка.
Подобные диалоги
происходили по нескольку раз на дню. Тоже своего рода ритуал.
Также к ритуальным
действиям можно было отнести гадания. Или, скорее, гадание, но с
разными вариациями. Когда фургон в очередной раз начинало трясти по
бездорожью, рабы спорили, чьё санитарное ведро опрокинется первым.
А потом условия могли быть любые – дотечёт ли содержимое до хозяина
ведра или его соседа, сколько раз перевёрнутое ведро подпрыгнет на
следующих кочках или ямах, в какую стену врежется…
На самом деле, эти
гадания были настоящим развлечением – вёдра стояли в специальных
углублениях и опрокидывались далеко не каждый день, для этого нужна
была по-настоящему хорошая тряска. Иначе четвёрка рабов давным
давно захлебнулась бы в собственных испражнениях.
Алексей давно уже
потерял счёт дням. Хотя, быть может, и не так давно – он же мог
посчитать, когда именно счёт дней потерялся. Единственное, что он
мог сказать уверенно – уже настоящая зима. Воздух, врывающийся в их
фургон вместе с истопником, промораживал до костей в первые же
мгновения. Возможно, Отражение помогло бы ему хоть как-то понять,
сколько времени прошло, но оно появлялось во снах настолько мутными
и невнятными видениями, что на утро ничего не удавалось
вспомнить.
Вот так, посреди
смрада, потеряв счёт времени и маясь от скуки, они ехали куда-то в
глубь материка. И единственным плюсом этого путешествия было то,
что оно, как и любые другие путешествия, имело конечную цель. Плюс
это, впрочем, сомнительный – если другие рабы надеялись на зимовку
и продажу весной, то для Алексея окончание их пути сулило только
смерть. Хотя за Говоруна он не ручался – тот был себе на уме и не
особо распространялся о своих планах и ожиданиях. Однажды стрелок
спросил его напрямую, а тот только промычал в ответ что-то
невразумительное. Скорее всего, проклятье.
В конце концов, в
один из дней караван остановился посреди дня. Моторы заглохли, а
голоса работорговцев стали куда более оживлёнными, даже –
радостными.