меня телами, видя, что
я начинаю сдавать позиции. И... у них
получилось. Моё сознание померкло,
погребённое под грудой вампирских тел.
Я помню ту бессильную злобу, когда
этот ублюдок, представившийся как Эли Дамаскинос, зовущий себя
одним из владык вампиров — старейшиной, с самодовольной улыбкой
предлагал мне пойти к нему на службу.
Помню, как пообещал ему, что им не удастся
меня сдержать и когда
я выберусь, а я
выберусь, то оторву голову всем его «птенцам», всем его детям, а
потом и ему. Помню и его гаденькую улыбку, когда он ушёл, обещая
навестить меня завтра. Ему было
интересно, когда я сломаюсь. Дамаскинос
предвкушал тот момент, когда моя воля
дрогнет, когда я, сломленный, упаду к
нему в ноги, прося клеймить меня своей
меткой. Предвкушал тот момент, когда «великий» Виктор
Франкенштейн, самолично попросит поставить на него
рабскую метку...
Он приходил каждый день, задавая один и тот же вопрос. Приходил
спустя два дня, три, неделю и месяц. Вот только каждый раз ему не
удавалось увидеть то, чего он так желал. Не удавалось сломить
меня. В какой-то момент, вместо него
пришёл тот адвокатишка, Курт, едва ли не светящийся от довольства и
гордыни — как же, его хозяин настолько велик, что смог поймать
того, по сравнению с кем обычные охотники на вампиров — хулиганы с
ведром краски, разрисовывающие стены. Захватил одного из тех, за
чью голову старейшины вампиров готовы отдать половину своих
богатств, а они у них, за века жизни накопились такие, что способны
потягаться с состоянием некоторых стран.
Только чем дальше шло время, тем быстрее начала гаснуть надежда
внутри меня. Надежда, что
я смогу выбраться.
Мой разум с каждым днём слабел,
подтачиваемый изнутри моимличным проклятием. Тёмным Копьём. Оно
шептало. Кричало. Обещало спасение — лишь немного ослабь поводок...
Позволь выстроенному внутри щиту железной воли дать трещину.
Маленькую, едва заметную, но Копью хватит. Оно, подобно воде,
просочится, постепенно расширяя трещину, пока не сокрушит преграду.
Медленно, но верно.
Наваждение схлынуло так же быстро, как появилось, сотворив
внутри меня настоящую бурю эмоций. Я... За эти несколько секунд,
что прошли в реальном мире, я словно прожил тот год. Прожил,
чувствуя всё, что чувствовал Виктор. Я и был Виктором. Был
Франкенштейном. Жил в его шкуре, чувствовал, как постепенно схожу с
ума, как угасает надежда... И с каким трудом переносил своё,
тупорылого попаданца, появление! Сейчас я чётко осознал, что не
просто ходил по очень тонкому льду, а со всего маху бил гранатой по
ядерному реактору! Все эти завывания, от которых Франкенштейну
хотелось оторвать собственные уши... Если бы это только смогло
помочь, но он не мог, потому что из последних сил удерживал почти
вырвавшееся Копьё. Сладкие моменты тишины, когда парой ответов
удавалось выторговать себе моменты покоя... А также я осознал в
полной мере, насколько устал Франкенштейн. Осознал, почему он так
легко ушёл. А также понял, что, даже продержись он на день больше,
как я того давн...недавно боялся, то сделал бы тоже самое. Он устал
и был измучен настолько, что ушёл бы в любом случае, просто не
хотел отдавать Копью своё тело, по факту, выпуская в мир
неконтролируемое чудовище, но раз так удачно появился я, то...