Present Perfect Continuous - страница 4

Шрифт
Интервал


Когда она улыбается, в ее карих, почти одного цвета с ее волосами, глазах мягко вспыхивают теплые искорки. Вообще она очень сдержанная, воспитанная. Только улыбка – главным образом, глазами. И рот, немного большой, со слегка выпяченной нижней губой и чуть крупноватыми зубами, очень выразительный – выдает движение ее мысли и чувства. Та же грациозность и внутреннее изящество – фигур древних египтянок.

Мы говорим очень мало, – ходим и смотрим. В следующих залах она внимательно рассматривает каждую картину – как я когда-то. Теперь мне здесь все знакомо: я обвожу глазами зал и задерживаюсь лишь у самых любимых картин, поджидая, когда она подойдет ко мне.

– Вам эта нравится?



Я молча киваю. Она небольшая – «Младенец Христос» Сурбарана. Ребенок лет четырех – отнюдь не херувимчик: не очень-то красив, в длинной рубашке из грубой ткани, прямые не чесаные волосы. Явно – дитя совсем простых, бедных родителей. Но эта улыбка и какой-то теплый свет, исходящий из маленьких лучистых глаз, руки, протянутые вперед. Что он хотел сказать, испанец Сурбаран, изобразив маленького Христа таким? Что каждый ребенок – это Христос, в том лучшем понимании, что вкладывалось в его образ, – пусть даже ребенок этот и некрасив, прост и беден? Он, должно быть, любил их – детей, этот художник.

Она тоже внимательно смотрит «Младенца Христа» – и спрашивает тихо:

– Вы любите детей?

– Я? Да.

Мы не сразу отходим от нее. Говорим, по-прежнему, мало. Зачем? Надо смотреть. Мы же не художники, не можем по настоящему понимать все тонкости колорита, рисунка, композиции и прочего. Не знаю, насколько это для нас, простых смертных, важно. Главное – лишь мысли и чувства, настроение, вызываемое картинами. Похоже, и она так считает: во всяком случае, не пытается разглагольствовать об искусстве.

Ходим мы по музею долго. Меня это совершенно не утомляет, тем более что нового выставлено очень мало: память напрягать почти не приходится.

Последние залы, как всегда: импрессионисты, постимпрессионисты, фовисты, Пикассо. И мы выходим из музея – на яркий солнечный свет. Я, все-таки, немного устал, и у нее, тоже, глаза утомленные. Но до конца дня еще далеко, и мне никак не хочется снова остаться одному: с ней хорошо.

– Здесь недалеко есть чебуречная, на улице Герцена. Может быть, пойдем туда, поедим? – и жду: не кончилось ли уже все хорошее, что было сегодня; жду, не дыша, те страшно длинные секунды, пока она не кивает: да. Да!