Почти
около каждой лачуги заборчики из плетня, там ходят овцы и козы.
О!
Так эти люди на пути к цивилизации, не то, что те, от которых я сбежала – вот
уж дикари, так дикари.
Мы
подходим к одной из хижин и, откинув полог закрывающий вход, входим в наше
жилище. Вдоль стен лежат скрутки шкур животных, а в центре костер с едва тлеющими
углями, для безопасности, по кругу обложен камнями.
Само
строение изготовлено по типу плетня, а с улицы обмазано глиной, защищающей от
ветра, холода и обжигающих солнечных лучей. Ни о каких окнах, естественно не
может быть и речи.
Ну,
ничего ребятки, баба Лида в теле девушки к вам доберется и сдвинет ваш быт с
мертвой точки. Уж я-то вас научу: и овец стричь, и шерсть прясть, и вязать, да
и многому другому. Только бы дойти благополучно, не пропасть по дороге. А то,
что я на правильном пути ни на миг не
сомневалась.
На
миг я выплыла из забытья, облизала пересохшие губы. Меня неимоверно мучила
жажда, но чтобы подняться и попить воды не хватало сил.
–
Пить!
– прошептала осипшим голосом и снова провалилась в воспоминания.
Я
стою рядом с мамой, а она гладит свой округлившийся живот. Затем, она берет мою
голову и прижимает к себе, и я ухом ощущаю, как что-то плавно перекатывается у
нее в животе. Поднимаю голову и вижу улыбку на любимом лице и глаза, сияющие от
счастья.
Как
будто в диапроекторе, всплывает другое изображение: я с мамой иду в лес
недалеко от поселения, чтобы добыть вкусных ягод. Набрав две емкости,
напоминавшие лукошко, отставили их в сторонку и стали лакомиться, забыв об опасности,
а она пришла – откуда не ждали.
Четверо
полуголых дикарей, с темным цветом кожи и с дубинками в руках, вышли из густого
кустарника. Один из них схватил меня поперек туловища и прижал спиной к себе, закрыв
рот грязной ладонью, не оставляя возможности закричать и позвать на помощь.
Двое других схватили маму, у которой от
неожиданности пропал голос. Залепив ей рот куском шкуры, они распластали ее на
земле, прижав руки и ноги своими телами.
Один из дикарей, гораздо крупнее остальных, сорвал с
мамы шкуру и лег на нее. То же самое проделали с ней и остальные дикари,
передавая меня с рук на руки. Мама уже не шевелилась, а ее глаза были широко
распахнуты и, не мигая устремлены к небу.
Я, выбившись из сил, перестала сопротивляться и уже
не плакала, потому что рот по-прежнему был закрыт воняющей ладошкой дикаря. Я в
ожидании смотрела на нее, и не могла понять, почему она молчит и не зовет на
помощь.