— Он слишком дерзок с ним.
Из окна Хрисотриклиния за боем наблюдал грузный смуглый мужчина,
с густой бородой, вьющейся черными колечками. Он носил
темно-зеленую тунику, а поверх нее — голубой сагион с золотым
таблионом на правой стороне груди — знак придворного особо
приближенного к императору. Редеющие черные волосы прикрывал белый
тюрбан на восточный лад с крупным сапфиром прямо над переносицей.
Рядом с мужчиной стояла высокая женщина в тунике-далматике из синей
парчи, с подолом, расшитым золотом и драгоценными камнями. Голову
прикрывал алый мафорий, украшенный золотыми звездами и золотой же
каймой. Синие глаза с одобрением смотрели на Михаила, что, упершись
взглядом в мраморные плиты, старательно отжимался от пола, под
негромкий счет сидевшего рядом на корточках Генриха.
— Двадцать тррии! Двадцать четыррреее!
— Тебе что-то не нравится, грек? — не оборачиваясь, бросила
женщина и дромологофет Григорий невольно поморщился, услышав
насмешку в ее голосе. Августа Ирина, в девичестве Лиутперга, сестра
короля лангобардов, никогда не упускала случая с варварской
прямотой выразить свое пренебрежение ромейским церемониалом.
— Ваш сын и без того показывает немалые успехи, — осторожно
сказал Григорий, — все стратиги, с коими мне довелось беседовать,
говорят, что он не оплошает и в настоящем бою. А Асмунд...он же
ведет себя с ним, как с одним из варваров своей этерии. Да и этот
второй...сакс, — он тоже запанибрата с наследником трона.
— Асмунд самый опытный воин во всем столичном гарнизоне, —
бросила Ирина, отворачиваясь от окна, — если он и бывает строг с
Михаилом, то ради его же пользы. Когда мой сын воссядет на престол
— он не посрамит славы отца. Да и в его дружбе с воинами этерии я
не вижу ничего плохого — придет время и они сплотятся стеной вокруг
него.
— Или поднимут на копья, — пробормотал под нос Григорий, слишком
тихо, чтобы императрица, вновь обернувшаяся к окну, расслышала его.
Впрочем, если Ирина и поняла слова придворного, то не подала виду —
с интересом она досмотрела, как сын закончил отжиматься и, вскочив
на ноги, отсалютовал матери мечом. Августа помахала сыну рукой,
после чего Михаил, вместе с Генрихом, отправился к ипподрому.
— От басилевса нет вестей? — вновь обернувшись, спросила
императрица.
— Как раз собирался доложить, — закивал дромологофет, — недавно
мне доставили вести, что Богоравный вступил в земли сербов.
Сегодня, наверное, он уже занял Сингидинум, а значит, не
сегодня-завтра войдет в земли аваров.