— Константин не вернется, — лицо Григория расплылось в улыбке,
напоминавшей оскал гиены, — мы с Василием, — он кивнул на довольно
захихикавшего евнуха, — позаботились о том, чтобы его смерть
выглядела как настоящая кара небес. Уже завтра я жду добрых вестей
с Балкан — и эти же вести станут для нас сигналом, что пора
действовать.
Он поднял бокал из синего стекла, полный мускатным вином из
Килики и остальные заговорщики в едином порыве присоединились к
тосту дромологофета.
— За Исаака Багрянородного, истинного басилевса!
Сам же наследник, ничего не знавший о судьбе, что ему уготовляли
заговорщики, также не терял времени даром. Уязвленный насмешливыми
словами «дядьки Асмунда» он занимался весь день с копьем, топором и
мечом, пешим и на коне, высказав столько усердия, что даже скупой
на похвалу руг не удержался от одобрительной усмешки, когда Михаил,
в отчаянном броске умудрился коснуться клинком щеки наставника. И
хотя за эту дерзость он поплатился чувствительным тычком под ребра,
что в реальном бою обернулись бы выпущенными кишками, все же Асмунд
счел это явным успехом. В награду он даже позволил юноше принять
участие в празднестве германской этерии в эту ночь. Все восточное
христианство праздновало Собор всех святых, первое воскресенье
после святой Троицы — и германцы отмечали его со всем пылом
новообращенных — пусть это празднование подозрительно напоминало о
традициях тех северных краев, из которых явились воины. Перед
казармами горели костры, на которых жарились целые свиные и бычьи
туши, рекой лился крепкий мед — его воины германской этерии
готовили сами, по рецептам своей далекой родины. Михаил, доселе
редко пробовавший хмельное, мог быстро опьянеть, но Асмунд следил,
чтобы цесаревич не уронил своего достоинства перед простыми воинами
— пил меньше, а ел побольше. Сам Асмунд, одевшийся по такому случаю
в красную рубаху, с золотой вышивкой, синие шаровары и волчью
шапку, сидел возле костра, терзая крепкими зубами полусырое бычье
бедро. Много лет назад молодой руг покинул родные края во главе
разбойной дружины, поступив на службу сначала франкам, а потом и
лангобардам, где он со временем возглавил личную стражу Лиутперги,
когда она отправлялась вместе с мужем в Константинополь. К тому
времени руг уже принял святое крещение, хотя и понимал учение
Христа очень по-своему. Сейчас на груди воина сиял золотой образ
Георгия, поражающего змея — из всех святых Асмунд почитал его
больше всех наравне с Михаилом-Архангелом и святым Сисинием.