— Господом Нашим клянусь, и всем святым, что только есть на
земле что никогда не был антимарианитом!!! Да, я изменник, но вся
моя измена лишь от жадности, жажды золота и жажды власти!!! И в
мыслях я не смел осквернить святость Матери Господа нашего, никогда
я не отвергал почитание святых образов! Взываю к вашему
христианскому милосердию, пощадите, во имя Христа!!!
Мольбы и слезы Григория сменились пронзительным визгом, когда
его — голого и окровавленного, — впихнули в небольшую дверцу в
статуе медного быка, полого внутри. Жестокая казнь, издревле
применявшаяся для язычников и еретиков, впервые применялась ко
столь важной особе — и поглазеть на нее собралась огромная толпа.
Под изваянием уже полыхал огромный костер и даже сами палачи
поспешно захлопнули дверцу и отскочили, дуя на обожженные руки.
Истошный вопль, вырвавшийся из пасти и ноздрей быка, преобразовался
в звук, похожий на рев возмущенного зверя — и столичная чернь
столпившаяся на площади, где проходила казнь, разразилась
глумливыми криками, как и всегда когда она наблюдала свое
излюбленное зрелище. Чуть ранее городской плебс точно также
любовался еще одним зрелищем на ипподроме, где Нарсеса и Никиту
Рангабе, с отрубленными руками и ногами везли на осле, а народ
бросал в них нечистоты, после чего изменников посадили на кол.
Евнуху Василию повезло больше всех — его сердце не выдержало
усердия пыточных дел мастеров и он скончался прямо в казематах. За
эту оплошность Ирина, за годы жизни в Константинополе немало
усвоившая здешние нравы, приказала оскопить самих палачей.
— Во имя единого Бога Отца, Творца неба и земли, всего, что
видимо и невидимо...
Бормоча церемониальные фразы, Антоний Хрисоверг, патриарх
Константинопольский возложил золотую стемму, украшенную жемчугом и
драгоценными камнями, на голову стоявшего на коленях Михаила, после
чего укрыл его плечи пурпурной хламидой и повязал на шее юноши
отделанный золотом лорум. Последним он вложил в руки юноши
священный Жезл Моисея. В следующий миг шестеро дюжих наемников из
германской этерии, во главе с Асмундом, ухватились за край большого
золотого щита, на который, встав, наконец, на ноги, величаво ступил
молодой императору.
— Хайре Кесар! — выкрикнул Асмунд и собравшиеся на Марсовом поле
воины, — наемники из германской этерии, скутаты и катафрактарии из
императорской тагмы, ответили громкими воплями и стуком мечей об
щиты. Приветственными криками разразились и собравшиеся на
коронацию разномастные придворные, когда Михаила подняли на щите
над их головами, являя народу и миру нового басилевса.