— С нами Бог! — гремело над полем битвы и эхом ему откликался
многоголосый крик — «Ашхаду алля иляха Мухаммадан расулюллах».
Впрочем, во вражеском войске были и те кто славил Христа — не
только магометане вышли сегодня против кесаря Михаила. Жители
восточных фем — Армениака и прочих, — с не меньшим ожесточением
сражались под стягами с монограммой Спасителя. Это единственное,
что отличало их от союзников-сарацин — армянское население
приграничных районов, переходящих из рук в руки между Империей и
Халифатом, пусть и частично, но все же пропитывалось религиозными
воззрениями арабов. Фанатики-антимарианиты, не признававшие креста,
мощей и икон, отвергавшие святость Девы Марии, — за что и получили
свое прозвание, — они, хоть и не стали мусульманами, но, безусловно
считая себя христианами, уже немало отдалились от учения
господствующих церквей. Призывая на помощь Христа, они рубились с
не меньшим ожесточением, чем сарацины, причем многие имели
вооружение и доспех скутатов, что вносило дополнительную путаницу
меж сражавшихся. Немало воинов басилевса полегло, не отличив
вовремя своих от чужих, также как и многие антимарианиты пали от
рук сарацин, в пылу боя, не разделявших христиан.
На небольшом кургане, стоявшем чуть в стороне от поля боя, за
сражением следили вожди союзных армий — арабский полководец Халид
ибн-Язид аш-Шабани, в белоснежном бурнусе, скрывавшем персидскую
кольчугу. Рядом с ним стоял Исаак Камсаракан, именующий себя
Багрянородным, в знак чего он носил пурпурный плащ, поверх
золоченного клибаниона.
— Я не вижу Михаила, — сказал Исаак, прикрывая глаза от солнца и
напряженно вглядываясь в бурлившее перед ним людское море, — его
штандарты стоят тут и там, но где же он сам? Неужели струсил выйти
на поле боя?
— Мальчишка, — пренебрежительно усмехнулся Халид, — это ведь
первая битва в его жизни. Может и оказалась у парня кишка тонка
выйти на бой — не удивлюсь, если он прячется сейчас за стенами
города.
— Узурпатор Константин себя так не вел, — покачал головой Исаак,
— хотя...сын не всегда похож на отца. Может и вправду струсил, а
может бьется среди своих, как простой воин.
— Тогда он не трус, а дурак, — хохотнул Халид, — хотя — кто из
нас не творил глупостей в молодости. Сейчас же для нас главное —
так и не дать ему повзрослеть.