Убедившись, что все работает, секретарь прочистил горло в
худенький кулачок и начал говорить, однако в отличие от Ксирона он
достаточно сильно напрягал свои голосовые связки, от чего у него
даже вздулась толстая вена на шее. И вместе с тем голос секретаря
обнаружил в себе неимоверную силу, которая совсем не сочеталась с
его утонченным телосложением.
— На голосование выносится законопроект о формировании
вооруженных сил Эмпириона. По итогам прений сторон в голосовании
примут участие члены собрания трибун и ложе сенаторов. Свои голоса
имеют право отдать и старшие сенаторы, если пожелают внести свою
лепту в итоговое решение, — на бледном, словно мрамор, лице
секретаря расцветали, а затем плавно угасали отсветы вербальной
сферы, выхватывая из глубины его рта коричневатое нёбо, когда он
особенно старательно выговаривал последнюю фразу, уставившись в
точку перед собой, как учил его сенатор Якоб. По его словам это
помогает меньше нервничать при выступлении на публике. — Свои
пожелания по регламенту и структуре слушания каждый из вас может
оставить в своей вербальной сфере и передать их мне в любой момент
слушания или после него, — секретарь отточенным жестом правой руки
указал на узкий коридор, который разделял амфитеатр надвое. В конце
коридора зияла серая пустота, скрывающая неактивный энергетический
занавес. — Первым высказать свою позицию я приглашаю инициатора
слушания, сенатора Халида Ксарфакса Первого, префекта Срединного
удела Эмпириона.
Закончив свою тираду, секретарь незамедлительно ретировался.
Спустившись с трибуны, он старательно прятал взгляд от Халида,
который уже поднялся со скамьи и сделал шаг вперед. Расправив полы
мантии, он взошел на трибуну.
— Благодарю тебя, любезный Тейя.
Воцарилась долгая пауза. Версария закатила зрачки: каков
артист!
Халид внимательно и очень медленно обвел взглядом членов
собрания трибун, после чего покрутил головой по бокам, щурясь на
лоджии сенаторов. И те, и другие ждали начала речи. Оборачиваться к
старшим сенаторам Халид не стал, ибо всем своим нутром ощущал, как
его затылок буровит взгляд по крайней мере двух из них. Ему даже
стало слегка не по себе. Совсем слегка. Но этого почти хватило,
чтобы сбить его настрой, его попытку вобрать в себя каждый
квадратный сантиметр атмосферы этого зала, каждый мысленный порыв,
что смутно угадывался в каждой паре глаз, каждое дуновение воли,
которую он намеревался направить в нужное ему русло.