Наша родная планета вздохнула с облегчением, и для этого ей даже
не понадобилось стряхивать нас с поверхности.
Манной Баалшем,
Приложение 1. История Эмпириона. Глава 1.
Лазарь подхватил с пола рабочий капроновый рюкзак и приложил
ладонь к силовому полю, которое служило единственным источником
света в комнате, не считая тусклых соляров. Три угасших шара парили
над комнатой со стеклянным столиком в центре, в котором подрагивало
отражение опечаленного женского лица.
Под подушечками пальцев мелко завибрировало, потоки энергии с
угасающим стоном втянуло в тонкие прорези прохода. В комнату хлынул
солнечный свет, выхватив из темноты вздымающийся вихрь пыли, сквозь
который осанистая, складная фигура Лазаря смотрелась нечетко.
— Лазарь, — тихо позвала Стелла. Вертикальная граница света и
темноты, проходящая строго по середине ее лица, словно разделяла ее
переживания надвое. С одной стороны казалось, что девушка
опечалена, но с другой — с темной — угадывалась скрытая сила и
непоколебимость. — Лазарь. Ты вот так просто возьмешь, и уйдешь?
Уйдешь, не договорив со мной?
Уже стоя одной ногой за порогом своей квартиры, Лазарь обернулся
и не то усмехнулся, не то поморщился от слепящего света. Если это
была усмешка, то уж слишком она получилась мрачная.
— Не хочу, чтобы ты занималась моими душевными проблемами.
Хватит уже, — ответил Лазарь резче, чем хотел.
Низкий, как у воина-викинга, но в то же время добрый,
сонно-звенящий голос Лазаря выдал его раздражение. Он пытался
говорить нарочито безмятежно, но получалось обиженно. Интересно,
Стелла поняла, что голос звучит именно обиженно? Если да, то ему
стало бы стыдно.
Но Стелла лишь понимающе улыбнулась, от чего на ее щеках
появились точки, в неярком освещении ставшие кружочками
темноты.
— Забота о тебе меня не обременяет. Или ты знаешь еще кого-то,
кто может улавливать сигналы твоей загадочной души? Пусть хоть
неясные и разрозненные. Если знаешь таких, давай, назови имена.
Лазарь опять усмехнулся, иронично, но невесело. Его раскатистый,
глубокий голос уже не выдавал эмоций, а выражение лица скрывала
тень. Однако из глубины комнаты Стелла видела, как его заостренные
скулы нервно пульсируют, а тонкие сжатые губы складываются в
нелепую извиняющуюся улыбку.
То, что Стелла не могла заглянуть в Лазаря, в самую глубину его
существа, как она могла это делать практически с каждым человеком,
не давало ей покоя. Но переживала она не за себя.