Из небольшой бутылочки, что у него
всегда была с собой, он запил небольшую таблетку. Через некоторое
время, уже давно ставшее привычном давящее чувство в области груди
стало ослабевать. Раньше легче становилось на пять-шесть дней.
Сейчас же отпускало совсем на чуть-чуть. Вот так погуляешь немного
на улице, подышишь полной грудью, а потом снова боль
наваливается.
– Эх, – печально прошептал он,
сплевывая таблеточную горечь. – Совсем, как чужие. Вот так…
Да, дожил. Супруга уже давно покинула
его. В большой квартире, обстановка которой еще хранила созданный
ею уют, остался совершенно один. Дочка, в которой они с супругой с
детства не чаяли души и баловали, как только могли, около десяти
лет назад уехала в столицу и с головой окунулась в новомодный
дизайнерский бизнес. Сошлась с таким же, как и она, у которого на
уме были одни лишь деньги. С той поры, всякий раз по приезду к отцу
в гости, Николай Михайлович от нее слышал одно и тоже: кругом все
плохо, люди быдло, никто ее не понимает, бизнес душат, работать не
дают, никто не понимает ее гениальные идеи. Захлебываясь от
восторга, она описывала свои проекты, которые удалось реализовать в
каких-то закрытых поселках нуворишей: супердорогую отделку стен из
ценных пород дерева, дорожки из редкого голубого мрамора,
привезенные из Абхазии столетние лиственницы, какие–то безумные по
вычурности арт-объекты. При этом она не забывала пожаловаться на
свою жизнь, манерно кивая на свою «нищенскую» не брендовскую
одежду, «бедняцкий» автомобиль, паршивый ежегодный отдых в Чехии и
Черногории. Сидевший рядом с ней муж одобрительно кивал после
каждого ее слова, не забывая приценивающимся взглядом окидывать
квартиру.
– Как же мы так проглядели? – вздыхал
Теслин, стоя у скамейки и уже, забыв, зачем он тут остановился. –
Ведь ни в чем ей не отказывали. Хотели, чтобы у нее все было самое
лучшее. Гэдээровскую говорящую куклу на день рождение – пожалуйста,
югославские сапожки к выпускному – обязательно купим, деньги на
ипотечный первый взнос – осилим. Что же с ней такое произошло? В
кого же она превратилась? Или я, старый дурак, уже сошел с
ума?!
Вспомнился ему и единственный внук,
Эдик, которого он видел, дай Бог памяти, всего три или четыре раза.
Все эти случаи у него врезались в память так, что и сейчас стояли
перед глазами. Взять, к примеру, его последний приезд сюда с
полгода назад. Выпускной класс, уже взрослый считай. Гайдар в этом
возрасте уже полком успел покомандовать, а он сам на заводе полторы
взрослые смены пахал за лишний продуктовый паек. Приехал чистенький
весь, ухоженный, с иголочки одет. Волосики аккуратно расчесаны,
один к другому. Только неживой какой-то. Весь бледный, серый, как
цемент. Часами ни с кем ни разговаривает. Уткнется, бывало, в свой
телефон с лопату и что-то там смотрит. Он-то думал, что внук там
что-то полезное высматривает: к школе реферат готовит, книгу
какую-нибудь по литературе читает, физический опыт смотрит.
Оказалось, не так! Уставившись в экран, внук какие-то кривляющиеся
рожи рассматривал. Теслина, полюбопытствовавшего содержимым
очередного ролика, едва сердечный удар не хватил от увиденного. На
видео один подросток с нагловатой рожей давал задание второму
съесть половину содержимого зубного тюбика с горчицей, а третьему –
намазать лицо, руки и живот гуталином. На его вопрос о причине
такого поведения, внук со смехом ответил о лайках и
популярности.