– Ну, иди сюда, – пробормотал Федор, разминая затекшие
конечности, – попробуй завершить свой ритуал.
Жрец не стал дожидаться приглашения и выбросил руку со своим
смертоносным кинжалом вперед. Чайка пригнулся, и нож просвистел над
его ухом. Не давая противнику нанести новый удар, он ответил
коротким тычком кулака под ребра, остановившим движение тела в
воздухе, а затем пнул его ногой в грудь. Жрец отлетел назад,
распластавшись на камнях и выронив нож. Чайка метнулся к нему, но
жрец вновь завладел клинком и, когда Федор навис над ним, попытался
лежа вспороть ему живот. Чайка чудом успел избежать этого, –
золотое лезвие прошло в миллиметре от его живота, слегка расцарапав
кожу. Федор в ярости нанес удар ногой по голове жреца, отчего маска
слетела с его головы, обнажив узкое смуглое лицо с длинными, до
плеч, черными волосами. А, когда, выронив нож, жрец откатился в
сторону, Федор добавил еще несколько раз подкованным башмаком по
ребрам и даже засадил ему в пах. Поверженный жрец согнулся,
заскулив от боли и затих.
– Напрасно вы мне сандалии оставили, – приговаривал Федор, пиная
распластанное тело, – ох, напрасно.
Увлекшись, он потерял пару секунд. Тем временем подлетел второй
и попытался лишить Федора скальпа, взмахнув ножом у самой
макушки.
– Ну, все, – решил Чайка, – пора кончать это представление, а то
скоро сюда весь город сбежится.
После первой схватки, он уже постепенно пришел в форму. И со
вторым противником разделался гораздо быстрее. Отбив блоком руку с
ножом, Федор, не раздумывая, ударил нападавшего в пах и, затем,
снизу вверх коленом, которое встретилось с маской ягуара, превратив
ее в кашу вместе с лицом. Наступив на размотавшийся золотой пояс,
Чайка случайно сдернул набедренную повязку со жреца, который рухнул
навзничь, обнажив свои гениталии. Не отвлекаясь, Федор подхватил
его изогнутый нож для жертвоприношений, опустился рядом на колено и
с размаха всадил клинок жрецу в сердце, на прощанье даже посмотрев
в глаза, которые уже трудно было отыскать на окровавленном лице.
Испустив короткий вздох, жрец затих.
– Это тебе за моих ребят, – сплюнул Федор, вставая с кинжалом в
руке.
Оказавшись на ногах, он невольно взглянул на гениталии
поверженного противника и только тут понял, что его так удивило:
отсутствие некоторых совершенно необходимых мужчине частей. Убитый
жрец был кастратом[2].