Вот после еды Александр Васильевич – так звали отца Аллы
полностью – и предложил мне побеседовать с глазу на глаз. Я легко
согласился – и даже остановил Аллу, которая была готова броситься
на мою защиту. Отец заметил порыв дочери, но ничего не сказал – до
тех пор, пока не закрыл за нами дверь большой комнаты.
– Алка от тебя без ума, – нейтрально сказал он, когда я уселся
на диван.
Сам он остался на ногах, лишь оперся пятой точкой о стол –
известный прием, позволяющий получить некоторое преимущество над
собеседником. Я точно знал, что со мной это не сработает, а потому
и пошел у него на поводу.
– Я от неё тоже, – кратко ответил я. – У нас это взаимно.
– Взаимно... – он мрачно кивнул. – Это хорошо. Как вы
познакомились?
– Случайно... – я вспомнил, как на глазах краснело её лицо после
удара затылком о пол кухни в нашей общаге. – Встретились на одном
концерте, разговорились... ну и вот.
– Ты не из Москвы?
– Нет, с Урала... тут в обща... в общежитии живу... жил, –
объяснил я. – Пока Алла и Елизавета Петровна не предложили
перебраться сюда.
– Ясно. И что дальше, Егор? Хочешь заполучить московскую
прописку?
– Кто же откажется? – я наделся, что этот ответ прозвучит не
слишком нагло. – Но вообще она у меня есть, Елизавета Петровна
согласилась помочь, мне для нового института нужно было, – он уже
открыл рот, чтобы что-то сказать, но я продолжил, не меняя тона. –
На четыре года, временная.
Я и раньше знал, что бабушка Аллы готова меня забаловать, но эта
история показала, что у её лояльности ко мне границ нет. Дело в
том, что с местом в заборостроительной общаге мне пришлось
распрощаться на одном из этапов оформления перевода, а вот в
общежитие МИРЭА меня селить не собирались. Формально из-за
отсутствия мест, а неформально – из-за того, что у них в корпусах
ошивалось какое-то запредельное количество народа, среди которого
попадались и уже окончившие обучение выпускники, и отчисленные
товарищи, не спешившие возвращаться на историческую родину.
Конечно, если бы я проявил подходящую случаю настойчивость,
койкоместо для меня нашлось, но я не пошел на обострение отношений
с комендантами, потому что не собирался заселяться в этот клоповник
на Юго-Западной. Вот тогда-то на помощь и пришла Елизавета
Петровна.
Строго говоря, я ещё никуда не прописался – и даже не выписался
из старой общаги, просто не хватило времени. Но Елизавета Петровна
была согласна прописать меня на Новоалексеевской – причем не
временно, а постоянно. Предложение было, конечно, заманчивым, но в
каком-то варианте развития событий могло серьезно подпортить наши с
бабушкой отношения, поэтому я настоял на временном штампе. Впрочем,
заниматься этим я собирался уже в августе, когда мы с Аллой
вернемся в Москву с моей родины.