Александр Васильевич немного помолчал.
– То есть мать тебе не доверяет? – уточнил он.
– Мне сложно судить, – я развел руками. – Но она предлагала
прописать меня постоянно, на временной я настоял.
– И почему же?
– Чтобы не создавать лишних точек напряжения, – я улыбнулся. – В
принципе, я могу и в тамошней общаге всё оформить, дело привычное,
но если вы меня отсюда не выгоните, то будут дополнительные
сложности – в поликлинику, например, мотаться далековато. На
остальное, кажется, это не влияет.
– Не влияет, да...
Он наконец выдвинул стул и уселся на нем, опершись левым локтем
на столешницу. Я почувствовал, что пора подводить какой-то итог –
впрочем, я был уверен, что выгонять меня не будут, хотя в ближайшее
время я окажусь буквально под микроскопом. Но пауза затягивалась, и
я подумал, что надо о чем-то спросить самому – например, о том,
сколько дней он планирует пробыть в Москве. Но Александр Васильевич
успел первым.
– Кстати, а что это за картинки в прихожей развешаны? И почему у
нас в квартире новая дверь?
Во время завтрака он ни словом не дал понять, что заметил
перемены в интерьере квартиры. И я оказался на распутье – либо
признаваться в чем-то, либо всё отрицать и требовать, чтобы ко мне
пустили Аллу с бабушкой. Втроем мы бы точно отбились от самых
неудобных вопросов. Но такое требование Александр Васильевич мог
расценить как слабость, а этого я не собирался допускать.
Я мысленно вздохнул и призвал на помощь всех известных мне
богов.
– У нас тут стреляли, – сказал я как можно более равнодушным
тоном. – Заявился один деятель, с пистолетом, палить начал во все
стороны… дверь под замену, дырки от пуль я цементом замазал, а
сверху мы эти картинки повесили. Осенью думали полностью обои
переклеить.
Пока я это произносил, глаза отца делались всё круглее и
круглее, а под конец моей речи брови оказались где-то под
прической.
– Эм… – наконец выдавил он из себя. – Эм?
– Что? – невинно поинтересовался я.
– Кто... кто стрелял? – хрипло спросил Александр Васильевич.
Я прикинул вариант – и решил сдать Аллу с потрохами. Всё равно
ей за это ничего не будет – да и вины за ней, если разобраться,
никакой нет.
– Помните историю про Одиссея и его возвращение домой? – спросил
я.
– При чём тут это? – с него можно было рисовать аллегорию
недоумения.