Причитая и плача, Сергей неровной походкой направился к дому
бабки Стефы. Старушка бодро гремела посудой на кухне, ничего не
подозревая. Увидев Сергея, она охнула и присела на табурет.
- Ой, божечки! Сыночек, да что же с тобой сделалося?
- Беда, бабуля, беда! – ревел Серегей, - с этим вашим
колодцем…
- Свят, свят! – перекретидась бабуся, – да ты, никак, ночью к
колодцу ходил?
- Ой, бяда, ой бяда, – начала подвывать и она.
- Леха, брат, пропал! – выл во весь голос Сергей.
Бабка перестала подвывать и уставилась недоуменно на
Серегея.
- Да, як же ен пропал, ен же спит. Я еще ранком заглянула, тебя
няма, а ен сабе спит. Ты пойди погляди.
Сергей рванулся в комнату. На кровати мирно спал Леха.
- Ну, гад! Я тут места себе не нахожу, а он даже не разбудил
меня. А вдруг я простужусь, а вдруг меня радикулит хватит? А вдруг
я атипичную пневмонию подхвачу и умру во цвете, так сказать, своих
молодых лет. Ну, ты гад, Леха! – взревел Сергей и бросился на
брата. Оседлав его верхам на кровати, Сергей схватил Леху за плечи,
желая, видимо, для начала, встряхнуть его как следует, а уж потом
серьезно, по-мужски, разобраться и призвать к ответу. Но вдруг,
Сергей почувствовал, что тело брата холодно как лед. Оно показалось
ему давно не живым, твердым и не податливым. Дыхания не было.
Сергей сорвал одеяло и прижался ухом к груди брата, попутно
заметив, что тот полностью одет и даже обут. Из груди Алексея не
доносилось ни звука. Сергея начала бить мелкая дрожь. Потеряв
полностью ощущение реальности, убитый своим горем, он начал
выкрикивать что-то нечленораздельное. Вновь схватил брата за плечи
и стал, изо всех сил, трясти его, потом начал хлестать его по
щекам, обливая горючими слезами. Бабка Стефа упала на колени перед
образами и неистово молилась, прерывая свою молитву рыданиями.
Леха открыл глаза и, тут же, все запрыгало, заплясало вокруг. Он
увидел перед собой зареванное лицо брата с обезумевшими глазами,
который зачем-то, изо всех сил, тряс его и лупил такие пощечины, от
которых, казалось, вот-вот вылетят глаза.
- Я тебе что, груша боксерская? – справедливо возмутился
Алексей, – все лицо мне избил и соплями измазал!
- Сергей на мгновение остановился, не осознав до конца сути
происходящего, а поняв, наконец, взревел пуще прежнего, но с
оптимизмом: - Лешка, брат, живой, сволочь!