Я настолько погрузился в преподавание
и физическую самоподготовку, что практически забросил творческие
дела. Теперь делами детской киностудии занимался в основном Карл с
помощью Жени Красильниковой. И это было хорошо. Если со мною
что-нибудь случиться, студию уже никто не станет связывать с моим
именем. Впрочем, это не означает, что я себя списал со счетов.
Наоборот, я собирался отстаивать свое право на существование в теле
Александра Сергеевича Данилова, раз уж неведомые силы забросили
меня в него.
Однако человек предполагает, а высшие
силы располагают. И судьба моя отнюдь не исчерпала всех своих
сюрпризов. На этот раз такой сюрприз поджидал меня дома. Я вернулся
с работы, открыл дверь своим ключом, ввалился в прихожую. Я знал,
что Илги дома быть еще не должно — в тот день у нее как раз были
занятия с Кирюшей — поэтому очень удивился, с порога услышав стук
кастрюль и сковородок, доносившейся с кухни, и аромат кем-то
приготовляемой жратвы.
Самое простое — предположить, что
занятия отменились и жена вернулась раньше обычного, но машинально
взглянув на вешалку в прихожей, я увидел совершенно незнакомую мне
одежду — серое теплое пальто с меховым воротником. Пальто женское.
Выходит, на моей кухне хозяйничает незнакомка? Заинтригованный, я
разулся, повесил на крючок куртку и прямиком отправился на звуки и
запахи. Невысокая женщина в темно-синем платье и надетом поверх
него переднике, стояла ко мне спиной, но даже со спины было видно,
что она уже немолода. А уж когда обернулась, то и вовсе не осталось
ни малейших сомнений.
— Сашуля! — ахнула незнакомка и
кинулась ко мне.
— Мама... — смущенно пробормотал я,
неловко ее обнимая.
К счастью, память содержит не только
зрительные образы, но и осязательные и обонятельные. Легкий запах
нафталина, исходящий от одежды пожилой женщины, прикосновение ее
шершавых губ к щеке отозвались в той части души Шурика Данилова,
которая все еще жила во мне.
— Что же ты не писал?.. —
пробормотала она, наконец размыкая объятия. — Я ведь даже не знала,
в какую школу тебя распределили... Как уехал на свои Олимпийские
игры, так от тебя ни слуху, ни духу... Только в газете о тебе и
читала... Я уже хотела в милицию обратиться, но подумала: зачем
тебе неприятности?..
— Прости, мама! — покаянно произнес
я. — Столько всего навалилось...