— Да уж знаю! — отмахнулась она. — Я
в милицию не пошла, так она сама ко мне заявилась... Что ты
натворил?!
— Ровным счетом — ничего, — искренне
ответил я. — Так, помог несколько раз Кешке Стропилину, а на него
дело завели... Вот теперь и меня таскают...
— Кешке? — удивилась Пелагея
Ивановна. — Боже, какой же ты у меня дурень!.. А то ты Стропилина
не знаешь... Он же всегда жуликом был...
— Да я думал, раз парень по
комсомольской линии пошел, так значит за ум взялся...
— Нет, ты у меня какой-то
малахольный, — вздохнула она. — Он как раз в комсомольские дела
полез, чтобы жульничать было сподручнее... Да ты же голодный!..
Иди, умывайся и к столу...
В ванную я шмыгнул с радостью. Мне
надо было перевести дух. По крайней мере, Пелагея Ивановна подмены
не заметила и это главное, так что дурацкие подозрения Сильвы,
которому, похоже, мерещится уже целая банда, в составе
комсомольского деятеля Стропилина, тюменского главбуха Даниловой и
неизвестного преступника, который не только завладел паспортом сына
последней, но и путем пластической операции изменил внешность,
чтобы стать на него похожим, рассыплются в прах.
— Так что они от тебя хотели, мама? —
спросил я, возвращаясь на кухню. — Я про милицию говорю?
— Садись-садись, — пробурчала та,
ставя на стол сковородку с жареной картошкой и тарелку с котлетами.
— Ешь... Да и я с тобой заодно... Такое на голодный желудок что
рассказывать, что слушать — одинаково вредно...
Я уселся за стол и Пелагея Ивановна
наполнила мою тарелку с горкой картошкой и плюхнула сверху котлету.
Себе она положила куда меньше. Я с удовольствием вонзил в эту,
исходящую ароматным паром груду еды вилку и мигом умял половину
порции. Мама Шурика клевала потихоньку, как птичка. Когда я
опустошил тарелку, она вынула из духовки мясной пирог, нарезала его
широкими ломтями и налила мне полную кружку чаю. Я наблюдал за этой
женщиной с искренним любопытством. Мне хотелось научиться ее
понимать.
— Приходит ко мне Евтихьев, — начала
она свое повествование, — участковый наш... Говорит, запрос пришел,
Ивановна, из города Литейска, просят фотографии твоего Шурки... Я
обмерла со страху... Думаю, беда с тобой случилась какая-то... А
участковый мне говорит: успокойся, жив-здоров твой спортсмен, в
двадцать второй литейской школе работает... Я охолонула немного,
спрашиваю, в чем дело тогда? А он — не знаю, мне не докладывали...
Ну я ему фотографии кое-какие твои дала, с требованием чтоб вернул,
а сама звоню Сидоркиной — директриссе нашей, говорю, хочу отпуск за
свой счет взять, сына повидать, беду у него какая-то... Она баба
отзывчивая, говорит, бери очередной оплачиваемый, ты меня в прошлом
году выручала... Ну вот я и приехала...