– Железнодорожным инженером мой отец работал, а дед, тот да,
священником был, – легко раскрывает свою родословную владелец
ателье.
– Витрину вашу несложно в порядок привести, – оцениваю урон. –
здесь рейку потолще, отделите разбитую часть от целой. И закроете
её щитом, на котором напишете «Фотоателье», часы работы… а эту
фашисткую надпись снимите.
Суходольский мелко и часто кивает.
– Мы ваше ателье проверим, – в голосе нет вопроса, но
Суходольский соглашается.
– Если надо, проверяйте, молодые люди.
Заходим внутрь все вместе, – обстановка соответствует: стол
скомплектованный со стулом, три стула у стены, белый экран, ширма,
– в углу закрытая дверь. Киваю в ту сторону.
– Под замком?
– Я сейчас открою, – Суходольский гремит связкой ключей,
выбирает нужный. Забираю у него ключи, отодвигаю хозяина в сторону.
Дальше действовать будем мы.
Примащиваюсь сбоку двери, чтобы корпус был за стенкой, а не
дверью.
– Всем выйти с поднятыми руками, по одному. Быстро! Считаю до
трёх и бросаю гранату! – команду отдаю по-немецки, в руке будто сам
собой появляется ТТ.
Бойцы заученно занимают позиции по бокам, прямые выстрелы если
случатся, их минуют. Удивлённо пучит глаза Суходольский.
Ясное дело, никого там нет, но точно такую же процедуру проводим
с фотолабораторией. Там, где стоит на столе бандура на штативе,
всякая фотографическая посуда и прочая приблуда. Тесненькая
комната, битком набитая всякими принадлежностями, но без единой
живой души.
– Не волнуйтесь, Тимофей Илларионович, обычная процедура. Мы
весь город так перетряхиваем, – успокаиваю владельца, когда мы
выходим из последнего закутка в светлую комнату. Такая
единственная, с естественным освещением от разбитой витрины.
Электричество пока не во всех районах города.
– Молодые люди не хотят сфотографироваться? Реактивы у меня
скоро к концу подойдут, но пока есть.
Уже позабытая… не мысль, а её предчувствие засияло в голове пуще
прежнего.
– Сфотографироваться?
– Да, да… – торопится не упустить потенциального клиента и
торопится со словами Суходольский. Поднимаю руку: помолчи-ка!
Смотрю сквозь него, мне надо эту идею поймать.
Сфотографироваться, сфотографироваться… Есть! Улыбаюсь. Я
улыбаюсь, а Суходольский почему-то пугается.
– Скажи, Илларионыч, а когда здесь немцы стояли, они
фотографировались?