Ника присела
рядом:
— Я заплачу за разбитую курильницу, —
помогала подбирать и складывать в короб свистульки, гребешки,
нитки, иголки в пузырьке, россыпь крупных дешёвых пуговиц, кусочки
серого мыла.
— Правда? — поднял он на неё удивлённые глаза
небесного цвета.
Девушка присмотрелась: не тот ли
это мальчишка-лоточник, которого она встретила у
таверны в вечер гибели Якубуса? Очень похож.
— Сдачу с гульдена дашь? — спросила,
поднимаясь, не спуская с него глаз.
— Столько нет, — ответил он со вздохом,
поднимаясь следом.
«Точно, тот парнишка», — уже не
сомневалась Ника. Рост, голос, возраст… на вид лет
десять. В тот вечер в таверне он тоже был с
коробом:
— Если пойдёшь со мной в лавку господина
Лаанбергера — собираюсь купить у него рисовальную бумагу, — то там
разменяю гульден и дам… сколько стоила
курильница?
— Три стювера.
— Руз? — услышала
Ника знакомый голос за своей спиной. — Смотрю и гадаю:
ты или не ты?
АланМатфейсен
улыбнулся и посмотрел на притихшего, отступившего на шаг
мальчишку. Поправил дагу на поясе:
— Заходил к вам только что. Госпожа Маргрит
сказала, где тебя нынче найти можно. Шёл и вот… — он снова
посмотрел на мальчишку и опустил глаза на черепки в
его руке.
— Столкнулись нечаянно, — пояснила
Ника. — По моей вине разбилась
курильница.
— Правда? Говоришь, столкнулись? —
капитан усмехнулся и молниеносно схватил
пацана за шиворот. — Сколько раз в день ты якобы бьёшь
сию курильницу, подобным образом сталкиваясь с
господами?
Тот дёрнулся в попытке вырваться; черепки с
глухим стуком упали на мостовую. Рядом остановились две торговки с
полными корзинами свежей зелени и мужчина с ящиком, из которого
пахло рыбой. С любопытством прислушивались к
разговору.
Ника в удивлении наблюдала за
происходившим. Ей даже в голову не пришло, что таким образом можно
зарабатывать на жизнь!
— Пойдёшь со мной в участок, — строго сказал
Матфейсен, тряхнув мальчишку за шиворот,
носком сапога отбрасывая черепки. — Выпишу отцу штраф. Давно
приметил тебя. Вчера на торговой площади не ты срезал кошель у
почтмейстера?
— Не я, — пробурчал пацан,
прижав к себе короб.
— Ну-ка… — капитан задрал голову
воришке и стянул со лба картуз. — Тебя описали в
подробностях. Вот и шрам над бровью на месте. А говоришь, не
ты.
Зевак становилось больше. Мужчины
отмахивались и уходили, женщины охали: