— Папа, его похитили… — сквозь рыдания прорывались мои мало разборчивые слова. — Колю похитили… Помоги, папа… Ты не хотел его… Я его так люблю, папа… Так люблю… Папа…
— Тише-тише, девочка моя. — смягчился голос отца. — Передай, пожалуйста, Саше трубку.
— Саше?
Просьба папы вызвала новую порцию рыданий и истерики. К всхлипам и слезам добавился истеричный смех.
— А нет никакого Саши. И не будет. У меня есть только сын. Сын, которого похитили. У меня будешь ты, если вернёшь мне моего ребёнка. Ты и Коля. Тебя это устраивает, папа?
— С тобой рядом есть кто-нибудь? — тихо спросил отец.
Я сделала вдох, сдержала рыдания и смех, задумалась и выдала:
— Да. Подруга. — и зачем-то добавила. — У неё свой бар.
— Прекрасно. Передашь ей телефон, курочка?
— Нет. Она за рулём. — шмыгнув носом, я покосилась на недовольную Алёну. Отказала, по-своему истолковав её недовольное выражение лица и осуждающие взгляды.
— Я сейчас съеду к обочине. — буркнула та. — Но вообще, мы почти приехали.
Алёна кивнула в сторону распахнутых ворот, служивших въездом на территорию областной больницы, и остановила машину практически напротив них. Сама забрала мой телефон и очень строго бросила:
— Я слушаю.
Слушала она моего папу минуты три, не больше. То хмурилась, то кивала, то осторожно разглядывала меня, даже умудрилась бросить мне пачку влажных салфеток, попутно шаря руками в отсеке на дверях.
— Я всё поняла. Всё передам. — с этими словами, она убрала телефон от уха. — И? — вместо того чтобы донести до меня полученную информацию, она вопросительно изогнула бровь.
— Что и? — смяв в руке влажную салфетку, я тихонько всхлипнула.
— Ты ко всем психологам так ходишь? Сама уже не помнишь, о чём врёшь на сеансах? У нас второе пришествие Христа или как? Твой отец каким чудесным образом воскрес, не скажешь?
В больнице я очень отчётливо осознала, что не приоткрыла дверь в мир мужчин, а снесла её к чертям собачьим. Даже дверного каркаса не осталось, как преграды между нами. Медработники, медбратья, дежурный врач и курившая на пороге бригада скорой, что совсем недавно оформила пациента и взяла таймаут… Они не просто не вызывали во мне никаких отголосков страха и напряжения — они будто были кем-то больше, чем незнакомцы, случайно встреченные мной люди. Я свободно подходила к каждому из них, с дежурным врачом так и вовсе разругалась, предлагая ему взятку, я их касалась. Медработнику сунула денег, перед этим перехватив его за локоть и моляще заглядывая в глаза. Сжимала его руку, прося позаботиться о Давиде. У фельдшеров попросила сигарету, хотя последний раз курила лет шесть-семь назад, и тоже, благодаря за порцию никотина, коснулась предплечья мужчины. Больше всех, конечно, досталось дежурному врачу, который ни денег не взял, ни к Давиду меня не пустил. Его я не касалась — его я трепала…