–
Ты безумна, дева, – сказал он. – Аллах совсем лишил тебя
разума.
–
Ты боишься, будущий хан? – весело спросила я.
Он
не стал сразу отвечать, но все же нехотя признал:
–
Глуп тот, кто не боится ничего. Случайная пуля, стрела или подлый
удар…
Вдруг понятная речь прервалась, и я
услышала только гортанный язык. Обернулась и поняла, что губернский
секретарь Ситников, бледный как мел, вцепился в холку своего
скакуна и с ужасом смотрит на происходящее кровопролитие. Да,
сейчас его никакими посулами или угрозами не сдвинешь.
Толмач-манихей струсил, но кто бы ожидал от него иного. Дост
Мухаммед и сам понял произошедшее и заливисто расхохотался. Он
держался одной рукой за повод, другой за живот и смеялся так, что
слезы потекли из глаз. И его люди, и я, и охранники мои с
сопровождающими гусарами тоже заливались, показывая пальцами на
перепуганного чиновника.
–
Великий хан говорит, что пойдет за Белой Ведьмой куда угодно
теперь, – сказал переводчик-кызылбаши. – Негоже ему трусить больше,
чем этот смешной человек.
И
с новым взрывом хохота вся наша компания приблизилась к позициям
копорцев. Подполковник Юлиус такому веселому подкреплению не
обрадовался.
–
Графиня Болкошина, извольте объясниться, что Вы тут делаете, да еще
и с союзным правителем? – прошипел он.
–
Хочу посмотреть на это озеро, – легкомысленно показала я себе за
спину, – вон с той стены. Вид, должно быть, прекрасный!
–
Здесь умирают мои люди, а Вы изволите шутить?!
От
лица подполковника можно было бы прикруивать трубки сейчас, он был
взбешен, и в чем-то его понять было можно. Тимофей подал коня
вперед, чтобы в случае опасных действий сего господина успеть смять
его, но я спрыгнула на землю и сама подошла к Юлиусу.
–
Вот затем, Ваше высокоблагородие, я тут, чтобы Ваши люди умирали
меньше. Они мне будут нужны дальше, вот там! За этим чертовым
озером и дальше на юг! Не смейте мне перечить! С каждым Вашим
словом погибает все больше хороших солдат, и я надеюсь успеть
спасти их, как можно больше!
И
развернулась на одних каблуках. На ходу вытащила револьвер,
проверила заряды, от чего Свет задрожал внутри, требуя выхода.
«Сейчас, милостивый Мани, сейчас дам я дорогу дару
Твоему!»
Под стеной лежали убитые и раненые, их было
не очень много, но именно эта картина пробудила злость. Под
удивленными взглядами солдат я все тем же неспешным шагом
приблизилась к одной из лестниц и положила ладони на грязную,
истоптанную многочисленными башмаками перекладину. Так, не выпуская
револьвер, и полезла наверх.