Колоссальная конструкция чёрной
сигары стремительно пошла под воду, оставляя на поверхности
Норвежского моря огромное расплывающееся маслянистое пятно, похожее
на выросший из воды плавучий остров. Всё было кончено. Не прошло и
трёх минут, как атомоход четвёртого поколения класса «Тайфун» ушёл
носом в бездонные пучины Северного океана.
Мичман Карпухин ослеп, оглох,
превратившись в факел пылающей мумии. Он так и не успел выбраться
на внешнюю палубу, вдохнуть свежий чистый морской воздух. Внутри
корпуса субмарины его расплющило давлением, раздавив тело в
бесформенную кровавую массу.
Мир его праху, он был отважным
подводником.
********
…Синявскому повезло гораздо
больше.
Как только рули управления перестали
слушаться его команд, и по корпусу судна прошла вибрирующая волна
всполохов радиационного сияния, он сразу смекнул, что оставаться в
рубке управления губительно для жизни. Тут уж было не до
сантиментов. Видя, как громадную подлодку начинает трясти, он, не
спрашивая разрешения дежурного офицера, кинулся к ближайшей
перегородке с лестницей, ведущей на верхнюю палубу. Тем более среди
матросов экипажа началась самая настоящая давка. Каждый пытался
выбраться наружу, отталкивая своих товарищей по кубрику, каждый
хотел завладеть спасательным жилетом, в то время как по всему судну
раздавались взрывы и сигнальные сирены оповещения тревоги.
- Куда?! – орал дежурный офицер. -
Назад! – Он ещё пытался что-то кричать, но сам уже понимал: ещё
минута-две, и лодка пойдёт ко дну вместе со всем экипажем. Обведя
оцепеневшим, безумным от оторопи взглядом вышедшие из строя
приборы, вахтенный тут же кинулся к проходу, справедливо рассудив,
что отправится на дно вместе со всем оборудованием. Рубка
опустела.
В проходах корчились, воя от боли,
обожжённые тела. Весь корпус трясло, в отсеках полыхало пожаром
разорвавшегося реактора, струи расплавленной плазмы сполохами
проносились по переборкам, наполняя судно бешеной радиацией,
вырвавшейся из атомных накопителей. Начинался самый настоящий
ад.
- Все наверх! Надеть жилеты! –
слышались из динамиков приказы командира лодки. Синявский ещё успел
удивиться, откуда появился командир, если его приятель Карпухин
говорил, что за завтраком не застал ни его самого, ни его
помощников. Эта кратковременная мысль стремительно пронеслась в
голове рулевого, когда чьи-то руки подтолкнули его снизу, подбросив
вверх по трапу так, что через секунду он оказался у люка внешней
палубы. Кругом полыхало огнём. Люди кричали, бросались в воду с
обожжёнными телами и лицами, многие вслепую пытались погасить на
себе одежду, сбивая пламя голыми руками. Катастрофа была неминуема.
Судно уже погружалось в воду, не слушаясь руля, с вырвавшимися из
реактора напорами разжиженной плазмы. Более ста человек, запертые в
машинном отделении, в отсеках, кубрике и переборках, уходили в
пучину вместе с колоссальным чудом инженерной техники, которое
теперь превращалось в останки некогда могучего атомохода. Человек
пятнадцать метались по палубе, заливаемой холодной до ужаса водой
Норвежского моря, пытаясь найти выход, любой ценой оставшись в
живых. Среди них был и Синявский, с обожженными руками, почти
ослепший и отупевший от боли при всполохах радиации. Натыкаясь друг
на друга, не видя перед собой дневного света и не чувствуя уже
ничего кроме разрывающего изнутри пожара, подводники раздирали на
себе одежду, хватали разинутыми ртами холодный воздух и падали за
борт, тотчас застывая в волнах от обледенения. Декомпрессия и
охлаждение организма превращали их тела в обледенелые коконы ещё
прежде, чем их головы показывались над поверхностью воды.
Автоматически выстрелившие катапультами спасательные надувные
плоты, раскрывающиеся сами собой под напором давления, уже не
способны были принять едва барахтающихся в воде матросов. Только
два или три подводника едва дотянулись обмороженными руками до
резинового борта первого плота. Водоворот уходящей под воду
субмарины увлекал за собой захлебнувшихся в студеной воде людей,
среди которых в бешено вращающейся воронке всасывало и Синявского.
Почти слепой, обезумевший, обожжённый и обмороженный от мёрзлой
воды, он захлёбывался, дико воя от безысходности: