— Какая «стража», самодовольная
отрыжка? — тихо прошипела мама. — Она позволена только
пятизвёздочным селениям!
— Разойдись! Ты — сюда! —
Приближённые Кардо принялись разгонять нас по краям площадки,
выстраивая, как на сдаче экзамена, когда нужно, чтобы было видно
всем и было видно всех. — Вы, трое, — на эту сторону!
А затем мы молча наблюдали, как
Ракот, Паурит и старик Газил обходили дома и тщательно обыскивали
каждый, выкладывая перед хозяевами то, что они посчитали лишним или
спрятанным. Людей, которые выглядели даже хуже, чем дядя Ди,
становилось все больше. А я воочию видел то, о чём давно говорила
мама.
Все жители деревни утаивали.
Утаивали многое. Ах, совсем не потому, что мы бедны, перестали
заходить к нам караваны! Если бы бродячие торговцы знали о личных
запасах наших селян, то давно слетелись бы, как грифы на падаль.
Меня огорчало, что деревня голодает. А перед толпой собравшихся
появлялось разнообразное мясо, кучи шкур, зубов, рогов и копыт.
Кое-кто и вовсе мог похвастаться целой горой дорогих вещей, которые
можно было купить только у торговцев.
Я с радостью увидел трясущегося
Скирто: перед ним и его матерью отец Порто, Ракот, выкладывал
травы. Огромный мешок трав. Верный подхалим Виргла обеспечил своей
матери отличное местечко надсмотрщицы за сборщиками травы на Чёрной
горе. Видимо, она решила, что ей этого мало, а Ракот не собирается
её покрывать. А вот перед матерью Шиго пусто, хотя она почти в
такой же ситуации, только её место оплачено не сыном, а смертью
мужа несколько лет назад.
Вообще, дядя Ди зря так боялся. С
моего места видно, что мяса перед ним, пожалуй, меньше, чем у всех
остальных, а шкур и прочего и вовсе нет. Это у второго-то, как бы
его ни принижал Кардо, охотника деревни! Всё же советы мамы об
осторожности ему изрядно помогли в этой беде.
Но едва я растянул губы в усмешке,
как сердце пропустило удар.
К нашим ногам упала шкура, а на неё
лёг какой-то невзрачный полузасохший кустик. Перед нами стоял
Паурит. Сейчас я отчётливо видел гадкую ухмылку на его лице, жирно
блестящую бородку с застрявшими крошками, давно не мытые жидкие
волосёнки, которые торчали во все стороны. А главное, блестящие
маленькие чёрные глазки, которые просто горели какой-то непонятной
мне эмоцией.
Мама выдохнула едва слышно: