Сегодня ей нужен был Холли с его базовым доверием к миру. Если
Тэссу чему и научил этот чокнутый, так это тому, что некоторые вещи
просто случаются. Не надо пытаться понять их, разобраться в
причинах, постичь смысл. Лучше всего просто довериться течению и
посмотреть, что будет дальше.
Быть кем-то другим, но не собой, помогало отлично.
На следующее утро Холли Лонгли проснулся от тишины, которая явно
принадлежала обеденному времени. Такая тишина не могла быть
порождением утра — всегда суетливого, нервного, куда-то
опаздывающего.
Нет, эта тишина была ленивой и умиротворяющей, расслабленной и
сытой.
Потянувшись как следует, Холли выглянул в окно. Он не признавал
штор даже в таких удушливых городах, как Нью-Йорк или Лондон —
стены-стены, — и уж тем более не собирался занавешивать Нью-Ньюлин
с его невероятными пейзажами.
За стеклом серой мелкой рябью простиралось море, бесконечное,
безграничное, вечное, великое. То, перед чем робел даже Холли, а уж
он-то не признавал авторитетов.
— Привет, — сказал морю Холли и для верности помахал рукой.
Натянул джинсы и поднялся наверх, в башенку.
— Я не понял, — сказал оскорбленно, — где мой утренний стакан
воды в морду? Что еще за равнодушие?
Призрак, вопреки обыкновению, не вязал шарф, а плел какую-то
паутинку из волос, напевая себе под нос.
— Тэсса за тебя заплатила, — сказал он добродушно, — локоном
человека, который ни жив, ни мертв.
— То есть своим собственным? — мрачно уточнил Холли.
— Тэсса Тарлон определенно жива, — возразил призрак, далекий от
метафор и символизма.
— Ну да, — пробормотал Холли, вовсе не уверенный в этом.
Живой человек — тот, кто ходит, дышит, принимает какие-то
решения? Или тот, кто чувствует и не боится радоваться?
— Что именно ты сейчас делаешь? — спросил он.
— То же, что и всегда, — ворчливо ответил призрак, — приглядываю
за мертвецами. Такая уж у меня работа — смотритель кладбища.
— Ну ты вроде как уже ушел на пенсию. Забыл, наверное?
— Глупости, — рассердился он, — я просто умер! Это совершенно не
повод пренебрегать своими обязанностями!
Вот когда Холли умрет — он после этого и пальцем о палец не
ударит. Будет возлежать в золотом саркофаге и слушать, как
человечество рыдает от невосполнимой потери.
— Ладно, — пробормотал он, — развлекайся.
После чего забрал пустое блюдечко из-под молока — должно быть,
Тэсса с утра принесла его, — и пошел умываться.