Алиса, мелофон ― вспомнилось Кольке
из прошлой жизни. А ведь с будущим здорово на@бали: ни тебе полетов
к другим планетам, ни цветущей Москвы, ни машины времени. Вот про
невозможность вернуться лет на сто пятьдесят, лучше на все двести
назад в прошлое, чтобы наверняка, и придушить там кое-кого в
младенчестве Снегирь жалел больше всего. Может тогда прекрасное
далеко и не было бы таким жестоким к четырем миллиардам убитых во
время бесконечных чисток людей. Колька не мог понять, почему, когда
к власти приходят очередные большевики они в первую очередь, как в
своем любимом гимне, все рушат до основания. Откуда вроде как у
обычных людей такая паталогическая тяга к разрушениям и массовым
убийствам ― на материке не осталось ни одного старого города. Все
разрушили, а затем… Затем начали строить нечто непригодное для
нормальной жизни, хотя тут все ненормальное. Вот хотя бы взять его
самого ― Колька Снегирь не имя, как принято было раньше, а обычное
прозвище, еще с детдома. Настоящее его имя в виде букв, цифр и
новых революционных символов выколото специальной краской над
правой бровью у него на лбу, как, впрочем, у остальных пролетариев.
На прошлой неделе комсорг, проводивший уже третье за неделю
комсомольское собрание, около часа с пеной у рта доказывал, как
нехорошо называть друг друга по кличкам. Дескать у вас есть для
этого семь цифр и букв с начала вашего индивидуального кода, а вас
тянет в отсталое мещанство. Правда он почему-то стыдливо промолчал
о том, что имена фамилия и отчества сохранились у всей
партноменклатуры. Нет, понятно — это другое: они и места свои по
наследству передают, и детки коммуняк воспитываются исключительно в
семьях. С пролетарскими детьми никто не церемониться ― из роддома в
специализированный детдом. Семья ― пережиток прошлого и с этим надо
вести непримиримую борьбу. А дальше несколько зачисток ― больных и
неспособных детей в расход: новому обществу нужны только здоровые и
талантливые. В общем евгеника в самом мерзком виде, и все это под
соусом всеобщего блага, построения самого справедливого общества и
прочей ереси времен еще Октябрьской революции далекого двадцатого
века. Колька с содроганием вспоминал все те нескончаемые тесты,
которые ему приходилось проходить в детстве и этот леденящий душу
страх не справится с заданием. Надменное, постоянно чем-то
недовольная харя проверяющего, больше похожего на забулдыгу из
пивной, чем на профессора. Да оно скорее всего так и было ― ученые
степени и должности в этом светлом будущем тоже передавались по
наследству. Собственно, и науки как таковой не было ― необходимость
в исследованиях людьми отпала с появлением искусственного
интеллекта. Вот и вся основная информация о том новом мире, в
котором жил и усиленно трудился Колька Снегирь. Насчет трудился, то
был не сарказм ― коммунистический принцип от каждого по
способностям соблюдался для пролетариев неукоснительно:
двенадцатичасовой рабочий день без выходных и праздников.