Старокожев, сидевший в одних трусах и
майке в конуре, горделиво именованной как одноместный жилой отсек,
силился понять сколько еще в его сознание будет транслироваться вся
эта мысленная белиберда погибшего человека. Нет, то, что у тела
сохранилась память и она Старокожеву была доступна было явлением
просто замечательным, но предлагавшиеся ко всему этому великолепию
обрывочные рассуждения бывшего хозяина тела его порядком достали.
Писатель давно уже понял, что большинство пролетариев здесь по
своему социальному развитию дети, ну в лучшем случае подростки.
Взрослые дети с уникальными инженерными способностями, могущие
разработать, собрать, или отремонтировать любое роботизированное
устройство. Шпонкин, которого так часто вспоминал Колька Снегирь,
был по все видимости из остатков технической интеллигенции, добитой
искусственным интеллектом за ненадобностью. Наставник пытался было
чему-то научить своих воспитанников, кроме технических премудростей
ремонта сложных роботов, но сталкивался постоянно с новым типом
инфантильного мышления, созданного системой. А с государственной
системой, да еще поддерживаемой мощным ИИ спорить, что против ветра
ссать. Насколько смог понять Старокожев, многое, о чем так любили
трындеть СМИ в его времени оказалось обычным лохотроном.
По-настоящему искусственный интеллект создать так и не получилось.
Нет, средство контроля за каждым чихом вышло на удивление
совершенным, вот только кто-то все время жал на основные педали и
крутил штурвал. В устройстве и принципах работы мозга правда пока
ИИ ваяли стали разбираться получше, да и то, как на этот самый мозг
влиять половчее. Это же надо было додуматься создать галлюциногены
с разным эффектом действия. Колька с Васькой, когда на завод
прибыли столкнулись с себе подобными детдомовцами из других мест.
Ну и поначалу произошло недопонимание, вылившееся в небольшой
мордобой. Разняли их почти сразу, особо никто и не пострадал ― да и
с чего бы: драться толком никто из пролетариев не умел, их ведь не
для того готовили. Ну а на ночь ИИ выдал им пилюли соответствующего
действия ― восемь часов диких кошмаров. И ведь не проснешься как
при обычном сновидении: на сколько эта гадость рассчитана столько и
приспишь. А потом еще целую неделю на комсомольских собраниях,
устраиваемых из-за отвратительного поступка вновь прибывших молодых
рабочих, их воспитывали в духе что такое хорошо и что такое плохо.
На Старокожева эта дрянь не действовала: спал он крепко, без
сновидений, только иногда слышал сквозь сон какие-то голоса да
постоянный писк, как от медицинских приборов. Почему искусственный
интеллект так изгаляется над людьми, не давая им спать нормальным
сном, а только медикаментозным попаданец в будущее так и не понял.
Хотя с той скудной информацией, которой он обладал разобраться в
каком-либо порядке вещей было практически невозможно.