А я стоял над окровавленным покалеченным Гитлером. И даже не
успел его добить.
Ну вот и всё. Сейчас меня просто-напросто расстреляют на месте,
это в лучшем случае. А в худшем — схватят и будут пытать, пока не
признаюсь, что я агент мирового еврейства.
Самое короткое и неудачливое попаданство в истории, блин.

Один из залов
рейхсканцелярии

Борман, личный
секретарь фюрера
Эсэсовцы тут же взяли меня на мушку, парочка мужиков с
перекошенными от ужаса лицами бросились к Гитлеру.
— Мой фюрер!
У фюрера из головы все еще хлестала кровища, он поднял руку и
дрожащим пальцем ткнул в меня:
— Генрих... Фюрер...
Непонятно, что именно пытался сказать Гитлер. Речь давалась ему
с трудом, взгляд Гитлера блуждал, как у новорожденного младенца, и
кровотечение все не останавливалось. Видимо, проломлен череп.
— Врача! — воскликнул Борман.
Гитлер тем временем закрыл глаза и отрубился, его приподнятая
было голова с громким стуком опустилась на пол.
Кто-то бросился искать доктора, кто-то пытался поднять Гитлера с
пола, расстегнуть ему рубашку, влить воды в рот, перевязать голову
куском ткани — один из эсесовцев разорвал мундир на себе, чтобы
остановить фюрерскую кровь.
Борман жестом приказал эсесовцам, чтобы и дальше держали меня
под стволами.
— Генрих, что произошло?
—У фюрера был припадок, — сказал я первое,
что пришло в голову, — Я доложил ему кое-какую чувствительную
информацию, о положении на фронте. И сердце нашего дорогого фюрера
не выдержало. Вы сами знаете, что он уже давно не щадит себя и
перерабатывает. Так что фюрер лишился чувств. И падая, ударился о
светильник. Вон, смотрите.
Я указал на металлический обод светильника, где действительно
осталась кровь.
В зал тем временем ворвались еще пара отделений эсэсовцев,
теперь здесь было уже полсотни человек. Еще прибежали врачи, они
тут же бросились к Гитлеру.
Вот тут «орднунг» присутствовал во всей красе, когда дело
касалось здоровья Гитлера — у немцев всё было налажено на высшем
уровне, медики прибыли менее, чем через минуту.
Борман же прошел к светильнику, осмотрел его, потом быстро
оглядел зал, явно прикидывая и делая расчеты. А потом подозрительно
поглядел на меня. Он мне явно не верил, Борман же не идиот.
А эсесовцы все еще держали меня на прицеле.
Я понял, что дальше мямлить нельзя. Надо взять ситуацию в свои
руки. Мне все равно крышка, мне уже нечего терять, это придавало
мне отчаянной решимости.