ᛋᛋ стального цвета, но на рукавах черные
нашивки с серебряной надписью — «Leibstandarte ᛋᛋ
Adolf Hitler», а на погонах: какой-то затейливый вензель,
напоминавший татарскую тамгу. У некоторых еще в петлицах
встречалось изображение ключа, но это редко — видимо, какой-то
старый вариант униформы.
А еще охранников фюрера можно было опознать по длинным
«арийским» рожам, квадратным подбородкам и высокому росту под два
метра. Это были самые расово и физиологические чистые солдаты
Рейха, отборные вояки с правильной генетикой. В здоровом, но крайне
простецком теле Гиммлера я ощущал себя среди них некомфортно, любой
из этих парней мог легко проломить мне башку одним ударом.
А еще некомфортнее ощущали себя местные врачи — они суетились в
коридорах, не понимая, что вообще происходит, а вот пациенты не
суетились, потому что всех пациентов бесцеремонно отсюда выгнали.
Тех, кто не мог ходить — полицейские перетащили в другие крылья
больницы прямо в койках.
И, конечно же, меня не пустили к фюреру ни с оружием, ни с
адъютантом.
Пистолет в моем кармане не укрылся от взора эсесовцев, у этих
псов из гитлеровской Лейб-Гвардии была выдрессированная годами
чуйка на такие вещи.
Очередной эсэсовец вскинул руку в римском салюте:
— Простите, рейхсфюрер, но оружие нужно оставить. И к фюреру я
могу пропустить только вас одного. Приказ рейхсляйтера Бормана.
Моя рука потянулась к карману, чтобы покорно сдать люгер, но тут
же повисла в воздухе. А какого собственно хрена? Зачем я подчиняюсь
приказам властей? Чтобы что? В чем смысл?
Смысла не было. Это была просто воспитанная со школы привычка
слушаться, и больше ничего. Просто инстинкт. Я никак не мог
привыкнуть, что я теперь Гиммлер, и что я в Третьем Рейхе. Но
Гиммлер не выполняет ничьих приказов, кроме приказов фюрера, это
раз. А во-вторых: если я буду тут законопослушным гражданином, то я
же сам стану нацистом, соучастником преступлений этих подонков.
Ну уж нет. Пора оставить старые привычки. Умный от дурака тем и
отличается, что умный — учится, меняет свое поведение в зависимости
от ситуации. Я не мог себе позволить быть дураком, слишком многое
стояло на кону.
— Как смеет партайгеноссе Борман приказывать мне? — процедил я,
глядя эсэсовцу прямо в глаза, — Или он не знает, что фюрер назначил
меня исполняющим обязанности рейхсканцлера? Не знает, что именно я
отвечаю за безопасность фюрера в этот критический для Германии
момент?