– Да… я все поняла. Я буду делать то что ты скажешь. Но умоляю, Давид… помоги вытащить из лап этих мерзавцев моих родных! Я знаю, что у тебя есть причины презирать Егора… Но моя сестра, мама… они ни в чем не виноваты.
– Ты вообще понимаешь, что произошло с Мариной по вине твоего брата? – Ериханов вдруг поднимается резко из-за стола. Начинает ходить по кабинету. – Групповое изнасилование. Теперь эти подонки – моя кровная месть. И твой брат входит в их число.
Закрываю лицо руками. Меня начинает колотить, бросает в пот. Нет, боже… только не это. Чувствую сильнейший шок. У Давида, оказывается, самые веские причины ненавидеть мою семью… Всех нас.
– Мне так жаль… Безумно жаль. Что с ней сейчас? Почему ты вчера ее отправил, не позволил остаться?
– Я отправил ее в клинику. Специализированное место, где ей помогут. Единственный шанс. Она уже пыталась покончить с собой.
В то время как я истерила и обменивалась с Давидом колкостями, понятия не имея что на самом деле происходит! То что я сейчас узнала – убивает меня. Разъедает кислотой душу. Я не могу принять этот кошмар, не хочу верить в него, хотя вижу, что Давид не лжет. Он не стал бы никогда придумывать такое…
Боже, что же будет с мамой и Софи? Кто поможет им? Страх за младшую сестру охватывает меня, зажимает в тиски. Орать хочется от ужаса и бессилия.
– Прости, что я вела себя… как истеричка, – шепчу, всхлипывая.
– Ты вела себя как ребенок, – говорит Давид, в его голосе усталость. – Марина не хотела, чтобы ты знала.
– Да… я понимаю.
– Нет, не понимаешь. Она слишком заботлива и благородна. Не хотела, чтобы тебя мучило чувство вины. Потому что ты сестра урода, который втянул ее. Подставил.
– Я понимаю, – опускаю голову еще ниже. – Прости пожалуйста…
Вскакиваю и выбегаю за дверь, потому что больше не могу выносить этот разговор. Меня душат рыдания. И одновременно отчаяние. Только Давид может нам помочь… но не сделает это. Ни за что не сделает.
**
Остаюсь в своей комнате до самой ночи. Не могу даже думать о еде. Несколько раз приходит Мария Павловна, уговаривает поесть, но я отказываюсь. Меня колотит. Слова Давида, его рассказ, все это продолжает звучать в ушах похоронным звоном. Ериханов не вдавался в подробности, но мое воображение шпарит на полную. От этого выть хочется. Я выплакала уже все слезы. Лицо опухшее, долго умываюсь холодной водой.