– В мире много несправедливостей, господин Эдлингтон. Чего вы
хотите?
– Может быть… господин профессор… вы могли бы…
– Господин Эдлингтон, – профессор Торфальдсон начал терять
терпение, – мне известно, что молодые люди вашего круга отличаются
ужасающим косноязычием, но сейчас или переходите к делу, или
убирайтесь вон!
– Господин профессор, давайте объявим, что вы прощаете
преступника на условиях чистосердечного признания.
Конфиденциального! – поспешил добавить Робби. – Тот, кто вломился в
ваш кабинет, признается, подозрение с невиновных будет снято, а
виновного вы как-нибудь накажете, но без исключения из
университета.
– Еще чего! – возмутился Торфальдсон, в минуты гнева позволявший
себе просторечия. – И не подумаю никого прощать. Если хотите знать,
господин Эдлингтон, я презираю современную молодежь. Да, презираю!
Вы не умеете думать, ваш ум скуден, возместить недостаток ума
усердным трудом вам лень, у вас нет никаких понятий о чести и
совести! Я уверен, любой из тридцати студентов, проходя мимо
незапертого кабинета, не удержался бы от искушения сунуть нос в мой
стол, только ваше дурацкое собрание и помешало!
– Вы оскорбляете меня и моих однокурсников, господин профессор!
– провозгласил Робби, в котором вдруг взыграли крови восемнадцати
поколений аристократов, и сам испугался. – То есть… простите…
– Убирайтесь отсюда, – сердито фыркнул Торфальдсон. – Хотя нет,
погодите. В наказание за вашу наглость вы сядете за стол и
перепишете набело вот эту ведомость.
Робби попробовал отбрехаться, ссылаясь на необходимость
подготовки к экзамену, но не вышло; пришлось садиться к столу и
браться за перо. Он аккуратно вывел черным по белому сегодняшнюю
дату, заглавие, а потом вдруг замер и уставился на бумажный лист
так, словно тот на его глазах превратился в каракатицу.
– Ну? Чего вы остановились?
– Господин профессор, а я у вас на столе вижу только черные
чернила.
– Есть еще красные, в ящике стола. И что с того?
– А ведь копия билетов, которую мы нашли, была написана
синими.
Профессор поднял брови и тоже уставился на свой стол, словно
видел его в первый раз.
– Получается, кто-то загодя принес собственные чернила с
собой?.. – продолжал Робби. – Но тогда он должен был знать заранее,
что дверь окажется не заперта, а вы и сами этого не знали.
Возможно, у кого-то по случайности оказалась с собою бутылочка
чернил, например, купленных перед этим в лавке? Но зачем
пользоваться ею – открывать, закрывать, рисковать пролить в самый
неподходящий момент, ведь вы могли вернуться в любую минуту?.. Не
проще ли воспользоваться вашим письменным прибором, который стоит
на столе? Что это значит, профессор?