– А ну живо в чулан! – палец с длинным
кривым ногтем указал в угол за сундуком. – И чтобы тише травы, ниже
воды… Тьфу ты… Выше травы… ай. – Решив не продолжать, она
захлопнула дверь и метлой погнала ребят в указанный
чулан.
Оберег на шее Ратибора горел огнем,
как никогда раньше.
– И ты ещё не вовремя, – обращаясь к
оберегу сказала хозяйка избушки. Она провела рукой над ним, и
оберег погас. – Баюн, иди с ними, смотри, чтобы чего не
вышло.
После того как ребята спрятались, Баба
Яга начала мести перед чуланом своей метлой,
приговаривая:
Тропы явные, тропы
скрытные,
Век идти по ночной
тишине.
Для иных все пути –
закрытые,
Отворяется путь только
мне.
Очередной раз в эту ночь в избушке
раздался скрип входной двери.
***
Праздничная поляна была практически
пустой. Люди копошились на берегу у воды. Оттуда были слышны песни
и радостные голоса. Настала пора попрощаться со старым светилом –
огненное колесо, как символ умирающего Солнца, готовили опустить в
воду. Наступало самое темное время этой ночи. Время, когда Ярило
уже покинул небосвод, а Даждьбог ещё на него не вступил. И пока не
будет возжён главный костер праздника – Купалец, можно найти Цветок
Папоротника и клад под ним.
Дед Пахом, грузный и понурый, сидел в
центре ка-менного лабиринта. Лабиринт спиралью раскручивался из
центра, и вот он – родной лес, иди в свои угодья! Но слово Василисы
держало пуще оков.
Праздничная поляна была практически
пустой. Люди копошились на берегу у воды. Оттуда были слышны песни
и радостные голоса. Настала пора попрощаться со старым светилом –
огненное колесо, как символ умирающего Солнца, готовили опустить в
воду. Наступало самое темное время этой ночи. Время, когда Ярило
уже покинул небосвод, а Даждьбог ещё на него не вступил. И пока не
будет возжён главный костер праздника – Купалец, можно найти Цветок
Папоротника и клад под ним.
Дед Пахом, грузный и понурый, сидел в
центре ка-менного лабиринта. Лабиринт спиралью раскручивался из
центра, и вот он – родной лес, иди в свои угодья! Но слово Василисы
держало пуще оков.
– Что, Старый, сидишь? – раздалось от
края круга лабиринта за спиной узника.
Пахом нехотя повернулся. Он был
удивлен, вряд ли кто из местных посмел бы с ним так разговаривать,
его уважали и, пуще этого, боялись, хотя он и был добр к
сельчанам.