Вдруг позади раздался сильный шум, будто кто-то большой выдохнул в воду: фух-ты, фр-р-р…
Я оглянулся: метрах в десяти от меня всплывает черно-грязная спина. Кит! С фонтаном. За этой спиной – другая, третья. Пасти такие, что в них наш «Оймякон» или «Конда» поместятся. А лбы бугристые, ракушкой обросли. Глаза! И ещё – киты будто подмигивают мне… Мама родная! По рукам и ногам пробежало электричество. А позади меня: фух-ты!.. Мне показалось, что киты уже раскрыли пасти…
Я плыл с такой скоростью, что, безусловно, побил мировой рекорд. Никогда никому так не проплыть! Даже вода стала горячей.
Как попал на «Конду», не помню. Меня выхватили из воды, потом, кажется, уронили за борт – я всё махал руками и ногами, – потом опять выловили и положили на невод. Ни говорить, ни дышать я не мог. Сердце так колотилось, что грудной клетке стало больно.
– Ну что, – спрашивают меня кондовцы, – здорово тебя киты напугали?
– Ни капельки, – говорю, – даже наоборот, выручили из беды.
– Из какой же?
– Вода – лёд. Доплывите до «Оймякона» – узнаете.
Никто из них, конечно, не захотел отправиться в такое плавание. Да и я сам возвращался в шлюпке.
Над морем стоял густой туман. Солнышко висело где-то над ним и не могло пробиться сквозь пелену густого мокрого воздуха. Отсырела одежда, потными стали переборки и палуба. На антенне и вантах[1] туман повис серебристыми капельками.
Мы чинили трал[2]. Он зацепился за камни на грунте и порвался.
У борта в молочной мгле, втянув желтоватые головки, сидели нахохленные чайки. Им было лень летать по тяжёлому воздуху, и они дремали.
Впрочем, дремали не только чайки. Дремало всё: море, рыба на палубе, наш сейнер. Дремал, поникнув, флаг на мачте. И нам самим привалиться бы на мягкий брезент и закрыть глаза…
Но солнце стало разъедать туман. Он таял, повисая в тёплом воздухе рваными тучками, и скоро совсем исчез. Только вдали ещё прятал черту горизонта и синь неба.
Прошло и наше дремотное настроение. Вокруг блистало на солнце синее море.
Птицы проснулись. Чайки, потягиваясь, распрямили крылья и понеслись над морем; топорки, отыскивая в море еду, занялись нырянием, а бакланы молча перелетали с места на место. Нерпы закувыркались: они высовывали из воды усатые собачьи морды, вертели ими из стороны в сторону, с плеском прятались, подныривая под сейнер.